История всё же ужасная, на мой взор, но совсем не охватывает в себе никакой мистики. События, какие тогда произошли, объясняются полностью реально и элементарно, желая оставили в моей памяти неизгладимое воспоминание.
Мне было 20 лет. Я стояла еще в начале собственного служебного пути. Жила в огромном и тогда еще постороннем для меня городке, в связи с чем первое время довелось помыкаться по съемным квартирам.
Эту 1-комнатную квартирку я нашла достаточно скоро. Она размещалась на 2-м этаже в солидной чистенькой многоэтажке, благодарячему я опешила, когда выяснила, что это бывшее семейное убежище. Подъезды не загажены, нималейшего кошачьего пребывания и обшарпанных стенок. На площадке по обе стороны от лифта размещались два длинных коридора, в которых располагались, вроде бы, по четыре-пять квартир.
Заехав в родное новое жилье с просторной кухней, крошечным залом и почему-то большой лоджией, я истока новости собственный тихий-мирный быт по графику «работа-дом».
Из всех жильцов этого дома я чрезвычайно быстро познакомилась с т. Машей – уборщицей подъездов. Она проживала на крайнем, шестом этаже в моем же подъезде. Встречались мы с ней любое утро, когда я уходила на работу, и вечером. Она нередко выпытывала у меня, кто я, откуда, где работаю. Она была добродушной и словоохотливой дамой.
Уже вданныймомент я вспоминаю, что при наших дискуссиях с т. Машей на площадке нередко присутствовала еще одна фигура. Пожилая дама из квартиры, что находилась в коридоре против моего, когда-то неприметно, ненавязчиво ходила туда и сюда. Не здоровалась, лишь разглядывала меня, как снова «понаехавшую лимиту», и шла собственной ценный.
Однажды, ворачиваясь с работы летним вечерком, предвкушая грядущие выходные одиннаодин с телеком и мороженым, я тащила пакеты из магазина. Поздоровавшись с т. Машей у подъезда, я поднялась на свою площадку. Только намереваясь свернуть с лестницы в собственный коридор, я грубо столкнулась с данной бабушкой. Она была низкого, практически 1-го роста со мной, благодарячему досадно было уткнуться фактически лбами друг в друга. Я прошелестела ей испуганное «здрасти», но, посмотрев на нее, увидела отсутствующий взор, которым она глядела на меня. Цвет глаз был практически белесым, бледно-голубым. Вид на этот раз у нее был странный, неопрятный – поверх седых лохматых волос она неприглядно повязала красноватый шерстяной платок, своими концами торчащий в различные стороны. Она неговорянислова ушла к себе в квартиру, я же поспешила исчезнуть за дверями собственной. Осадок, естественно, остался неприятный.
Через пару дней, перед тем как зайти в подход, я почему-то посмотрела на ее окна. Как вопреки, она стояла у окна кухни и глядела на меня. Я скоро поднялась по лестнице и достаточно «зашуганно» повернула в коридор. Бабка стояла там… Она опять неговорянислова и без чувств глядела на меня, я же, пытаясь предохранять покой, открыла дверь ключом и зашла к себе. Что ей было необходимо от меня, оставалось загадкой. Она мне никоимобразом не вредила, не здоровалась, но и не задавала вопросов. Просто–напросто дожидалась меня с работы у дверей моей квартиры и уходила к себе.
На последующее утро, после такого столкновения с ней, намереваясь на работу, я подошла к крупному зеркалу в коридоре и принялась просушивать волосы феном. Выключив его и собрав волосы в хвост, надев туфли, я собралась вылезать из дома. Но лишь я было собралась раскрыть замок, как внезапно за дверью я услышала протяжный вой, который раздавался извне. Этот вопль или даже плач был так душераздирающим и звучным, что мое тело элементарно сковало от кошмара. Вскоре этот звериный крик сменился грязными ругательствами. Кричали куда-то в замочную скважину, быстрее только, в нее и подглядывали. Затем на дверь рухнули ужасные, элементарно сокрушительные удары! Я же стояла и опасалась пошевелиться. Позже вопль начал отдаляться от моей двери в глубину коридора. Этот некто уходил от нее, перемежая собственный рев громкими проклятьями. Меня трясло так, что впору было вылезать чрез окно. Я лишь пробовала взятьвтолк, насколько этот человек стоял под моей дверью, когда на часах только 6: 30 утра? Летом рассветает рано, уже вовсю освещало солнце, и лишь это придало мне хоть некий отваги.
Когда, вконцеконцов, стих этот ужас, я вышла в подход, приэтом на работу я опаздывала уже непосредственно. На площадке я увидела т. Машу. Она обычно мела свои ступени, а за ее спиной закрывалась дверь в квартиру той стареющий дамы.
Я, совсем ничто не соображая, поздоровалась с соседкой, и она произнесла мне: «Ты не обращай интереса на нее. У нее муж, Федька, умер лет 20 обратно. Пил и гулял ужасно. Скольких девок прогнала она из данной квартиры, один Бог знает! А как умер, так на могиле его и поселилась она. Забрали ее оттуда соседки, жаль в клинику отвечать, смирная она. Сидит сейчас день и ночь в квартире у себя, умалишенная, да забывает времяотвремени, что умер Федька. Как увидит молоденькую даму иль даму симпатишную, так и прогуливается позже к ней, проклинает да житья не дает. Всё задумывается, муж ейный в квартире у той ночует. И мне одно время спокойствия не давала, под дверями моими торчала. А позже внезапно в себя придет и сходу отменная дама. Грустная лишь да тихая. »
Да, вправду. Здоровый человек, в обычном психическом состоянии, навряд ли сумел бы орать таковым нечеловеческим гласом. Этим, наверняка, и объяснялась вся нереальность происходящего. Бабушка более меня не трогала. Будто выплеснув на меня всё, что накипело, она забыла о моем существовании. Вечерами, идя с работы домой, я еще немало раз видела, как она ожидает кого-либо у окна. Мужа? Смерти? Как и герою 1-го кинофильма, времяотвремени вправду охото задать доле вопрос: «Что лучше? Жить монстром или помереть человеком? »( с)
Спасибо за интерес, товарищи мои!