8 лет назад случилось то, что для каждого самое страшное в жизни – потеря близкого человека. У меня умер отец. Сказать, что я горевал – значит ничего не сказать. Он любил меня больше других детей (то бишь больше моих братьев и сестёр). Помню, как я не верил, когда зашёл брат и сообщил о смерти отца, и как плакал навзрыд, когда его гроб стоял в квартире на 3-й день. Когда мы поехали на кладбище… Да, вот тогда моё горе заменил интерес к странным и пугающим событиям вокруг.
Отца в могилу погружали на тросах. Я не мог на это смотреть и под шумок и плач родственников я скрылся среди могильных памятников. Убитый горем, я шёл, сам не знаю куда. В один момент я почувствовал, что ноги меня сами куда-то несут. Вскоре я очутился у ветхого, поросшего мхом памятника. Саму могилу украшали не цветы, а жёлтая сухая трава – дело было осенью. На памятнике значилось имя: “Флорцев Михаил Юрьевич”.
Фотографии не было, но по белому овальному силуэту на памятнике она там явно была. Но важно не это. Вдруг я нутром ощутил рядом присутствие кого-то… Почувствовал, как меня нечто зловещее пронзает взглядом. Мне стало очень холодно и страшно. Знаете это чувство, когда от страха не можешь шевельнуть ни рукой, ни ногой? Внезапно моё запястье обхватила ледяная ладонь. Я её не видел, но уж точно чувствовал. Охваченный ужасом, я ринулся прочь, крича и петляя среди памятников, как заяц. Я не знал, где сейчас проходят похороны отца, и бежал, куда глаза глядят. Увидев край, а за ней оградку кладбища, я кинулся туда, запинаясь и спотыкаясь…
Выбравшись за пределы кладбища, я увидел маму, которая, судя по её виду, давно искала меня. Сердитая, она подбежала ко мне, но, увидев меня, заплаканного и насмерть перепуганного, сменила лицо. Обняв меня, сказала чтобы я терпел и что всё будет хорошо. Видимо, решила, что слёзы на моём лице и испуганный вид из-за смерти отца. Знала бы она, из-за чего я так перепугался…
Но как оказалось, это нечто не оставило меня, даже когда я оказался вне кладбища. Когда мы ехали домой, я постоянно ощущал его присутствие рядом с собой. И дома на поминках, я, можно сказать, чувствовал его дыхание мне в затылок. Я боялся ложиться спать, но, тем не менее, пришлось; как бы я не тянул время, мать погнала нас с сестрой спать.
Мы с сестрой Светой спали в одной комнате. Моя кровать стояла у левой стены, напротив двери, кровать сестры, соответственно, у правой. Я лёг спать и, стараясь не думать о страшных мыслях, которые лезли в голову, заснул.
Мне снилось, что я бегу по неким коридорам. Судя по развилкам, это был лабиринт. Бегу не просто так, а убегаю от кого-то. Это с диким рёвом бежало за мной. Обернувшись, я увидел здоровенного мужика с длинными, спутанными, начёсанными на лицо волосами. В один момент он загнал меня в тупик. Я смотрел, как он приближается, скаля свои чёрные зубы. Тут справа от меня образовалась дверь. Она распахнулась, и за ней оказался мой отец.
– Забегай быстро, – с этими словами он пропустил меня и захлопнул за мной дверь, которая тут же испарилась в стене.
Отец обернулся ко мне:
– Как ты умудрился подхватить эту дрянь?
Больше он ничего не успел сказать, поскольку я радостно обхватил его. Когда я малость успокоился, он усадил меня на невесть откуда взявшийся стул и рассказал мне следующее:
– То, что ты подцепил на кладбище – это дух самоубийцы. А самоубийство – это самый страшный грех, какой может совершить человек. Самоубийцу нельзя отпевать, и его должны хоронить за кладбищенской оградой. Однако его родные не посчитали нужным обращать на это внимание. Его отпели и похоронили на кладбище, чего делать было никак нельзя. Теперь он там, как в ловушке, и не может отмучиться свои положенные 1000 лет в аду. Поэтому он решил доконать тебя… Через твоё тело (вскоре мёртвое) попасть в ад, заодно тебя с собой прихватить… Но ты не бойся. Как только начнётся рассвет, он исчезнет. Но до этого помни: когда ты проснёшься, он будет звать тебя. Ни в коем случае не оборачивайся на голос, чтобы он тебе не говорил! Ну, мне пора…
Я начал плакать, но он сказал:
– Не переживай, мы с тобой ещё встретимся, обещаю. Вы, главное, не забывайте меня да и могилку мою посещайте. Не часто, конечно, но раза два в год можно, чтоб она не стала такой же неопрятной, как у того бедолаги. Ну, до встречи сынок. Я люблю тебя. И помни! Ты, главное, не оборачивайся.
Силуэт отца становился нечётким, как через мутное стекло. В следующее мгновение я обнаружил себя в комнате. Взгляд мой был устремлён в левую стенку, вплотную с которой и стояла моя кровать.
Я лежал и не знал, верить ли в то, что мне приснилось… Не знал я до того момента, когда не услышал то, о чём меня предупреждал отец.
Я лежал лицом к стене, а сзади услышал голос своей сестры Светы, зовущий шёпотом меня по имени:
– Олег…
Услышав голос своей родной сестры, я уже было хотел обернутся, но что-то (скорее всего напутствие отца) удержало меня. Также несмотря на знакомый голос, в нём было нечто чужое. Не знаю, как это объяснить. Вроде бы и голос сестры, и вроде бы и нет.
– Олег! – Ещё настойчивее позвал меня голос.
– Что?
– Обернись. Мне, кажется, что-то в глаз попало.
– Так я в темноте всё равно ничего не увижу. Включи свет.
– Ну… Обернись. Обернись.
Я ещё плотнее прижался к стене и не отвечал… Он звал меня ещё часа два. Постепенно голос становился более высоким и вскоре больше походил на хриплый бас мужика. Мне стало очень страшно.
– Обернись! – взревел вдруг он.
Не знаю, как вам, но меня так парализовал ужас, что в глазах потемнело. Вскоре в окне показался рассвет. Голос пропал…
Наутро я спросил сестру, не звала ли она меня ночью. Ответ был предсказуем. Света недоуменно посмотрела на меня и сказала, что мне приснилось.
Я не знаю, что это было. Вы, конечно, можете сказать, что присниться может всякое, но как объяснить тот голос? В любом случае, я бесконечно благодарен отцу. Возможно, он спас меня. От чего? Я и сам не знаю… Спустя столько лет я всё ещё хожу к нему на могилу и ухаживаю за ней.