Случилось так, что нежданно-негаданно в СССР начали забирать в армию из институтов. Вот и я в 1986 году “загремел” на срочную службу по окончании второго курса. Попал сперва в “учебку”, где готовили пожарных специалистов. Служившие знают, что в армии бывают “блатные” места, где служба – совсем не в тягость. В этой учебке таким местом являлась кочегарка, пристроенная к столовой. Она имела отдельный выход на улицу, рядом – груда угля, который надо было периодически подбрасывать в топку во время готовки еды – т. е. всего три раза в день. В остальное время кочегар мог заниматься чем угодно, он имел доступ к еде и к горячему душу, мог даже спать на топчане в самой кочегарке, в то время как все прочие совершали марш-броски, занимались строевой и ходили в наряды. Это блатное место кочегара занимал великовозрастный чеченец – всем курсантам было по 18 лет, а ему – уже лет 25, поздновато для армии. И вдруг этот чеченец категорически заявляет, что больше не будет работать в кочегарке, т. к. просто боится. Потому что очень часто вечерами мимо двери пробегает чёрная кошка (которую кроме него никто никогда не видел). Но вчера якобы эта кошка с шипением вошла в кочегарку и прошмыгнула в открытую дверцу раскалённой топки под решётку с углями, куда осыпается зола…
Не знаю, может, он и покуривал какую дрянь втихаря, а может, это тянулся след из его гражданской жизни – подозреваю, что не случайно он в таком возрасте попал в армию. Так или иначе, кочегаром он быть перестал…
А по окончании учебки я попал служить на склад боеприпасов в лесах под Дзержинском. Однажды в эту часть пришло сообщение, что через три дня приезжает комиссия по гражданской обороне. И вдруг выясняется, что ответственный за это дело майор просто бил баклуши, и у него практически нет никакой соответствующей документации. Тогда в срочном порядке меня и нескольких солдат, тоже умеющих рисовать, отрядили в помощь этому майору, и мы одну ночь провели за кульманами в старом здании инженерного бюро, вычерчивая всякие схемы и плакаты. Освещение большого зала именно над рабочими местами было хорошим, ярким, но ближе к стенам его почему-то не хватало, там стоял почти полумрак, и у меня периодически возникало ощущение, что кто-то оттуда буровит взглядом мой затылок. Однако рядом с ребятами страха не было. А через месяц в этом здании по ночам, не каждую ночь, но достаточно часто, стал самопроизвольно включаться свет. При этом само здание находилось на охраняемой территории, за несколькими рядами колючей проволоки, вход и выход – только через КПП под роспись “прибыл/убыл”. Ночью на территории – ни одного человека. Но вот загорается свет, и ничего с этим не поделаешь. Причину так и не установили, а через пару недель всё прекратилось само собой.
Там же, в армии, с аппендицитом попал я в госпиталь. И стал свидетелем печального образчика дедовщины: в одной из палат на нашем этаже лежал, привязанный к кровати, парень по имени Юра, которого так избили однополчане, что он тронулся умом, перестал совершенно есть, и его кормили через капельницу. Лежал он тут уже давно и похудел настолько, что без преувеличения стал похож на узника нацистского концлагеря в самой последней стадии истощения – именно кожа да кости. Он не мог ходить, его совсем не держали ноги, и в туалет иногда его носили на руках двое солдат, если он капризничал и отказывался пользоваться “уткой”. А к кровати его привязывали за руки из-за того, что регулярно у него случались приступы ярости, и тогда он всячески пытался встать, несмотря на капельницы, и падал на пол. Однажды, когда я проходил мимо его палаты, меня позвала на помощь медсестра: Юра в момент приступа освободил от резинового бинта одну руку, надо было его подержать. Честно, не ожидал, что эта скелетообразная рука с полным отсутствием мышц способна оставаться полусогнутой даже тогда, когда я полностью повис на ней всей своей массой в восемьдесят килограммов, оторвав ноги от пола. Вот тебе и тайны психики.
После того, как мы всё-таки успокоили больного, разговор зашёл об этом Юре, и медсестра рассказала страшноватую вещь, что не только она, но и её сменщица в ночные дежурства пару раз видели со спины идущего по больничному коридору Юру, сворачивающего в свою палату. Дверь палаты при этом не хлопала, а сам больной при проверке лежал на кровати спящим, без каких-либо изменений состояния здоровья.
Ещё одна, уже “гражданская” история. Я с семьёй в очередной раз отдыхал на турбазе “Оружейник”, что на Оке под Велегожем. Рядом есть небольшой, но хороший карасёвый пруд. На противоположном берегу пруда за несколько лет до этого проходила низко свисающая из-за совковой безалаберности линия электропередач, за которую случайно зацепился углепластиковой удочкой один из рыбаков и погиб на месте. На берёзе долго ещё висел траурный венок в память об этой трагедии. (Столбы с проводами после несчастного случая сразу перенесли подальше).
Сам я, как истинно заядлый рыбак, всегда прихожу на водоём спозаранку (и, замечу, трезвый). И вот часа в четыре утра сижу на берегу, только недавно закинул удочки. Вдруг отчётливо слышу за спиной вопрос: “Клюёт???”. Так обычно интересуются проходящие мимо рыбаки. Отвечаю, что клёва пока нет – сам только пришёл… Оборачиваюсь, а затем непроизвольно вскакиваю на ноги, потому что вокруг вообще никого нет, я на водоёме совершенно один, и это абсолютно точно. Вот и задумался – то ли это слуховая галлюцинация, чего у меня отродясь не бывало, то ли вправду рядом бродит душа погибшего…