Еще одна странноватая деяния «из 10-х рук». Сюжет не из новейших. Главная героиня – приятельница подружкиной матери. Время деяния – как я поняла, 70-е годы прошедшего века…
…С Геной мы поженились еще в техникуме. Я, естественно, ему разговаривала: давай подождем, тебе еще в армию идти… Но он уперся. Ему, мол, так спокойнее – не жена на гражданке ожидать станет, а уже супруга. Расписались, встали в очередность на жилище. Я снова же предлагала сбросить где-либо в городке угол или временно пожить у моих родителей, но Генка опять показал упорство. Он у меня человек с деревенским обучением, благодарячему считал, что юная супруга обязана придти в дом к супругу.
Вот так мы и оказались в селе, в доме, где жили его предки. До учебы, а позже и до работы добираться – целая деяния, но что сделать, полемизировать с супругом я не отважилась. А тут Гене и повестка пришла. Проводила я супруга, хозяйка же существовать в его семье осталась. Думала, убегу к родителям – не дай Бог, обижу новейших родственников.
Короче разговаривая, жили мы вчетвером. Я, Василий Михайлович, Генин отец, мрачный и тихий человек, с пожизненно потупленным взором, Светлана, двадцатипятилетняя незамужняя сестра моего ненаглядного, и горькая Потаповна, свекровь. Последняя, могучая и непрерывно чем-то недовольная, была в доме командиром. От меня она не была в восторге, и особенно не укрывала, что желала бы, чтобы сын ее женился на деревенской работящей девушке, а не на «фифе городской» вроде меня, и все-же с моим пребыванием в доме мирилась. Во каждом случае, делала вид, что мирилась.
У Генки и Светы был еще старший брат Семён, но жил он где-то на севере и с родными не общался. Я было пробовала проведать у супруга, в чем фактор, но лишь ничто путного заявить не мог: Сёма, мол, ветше его на двенадцать лет, и он совершенно пацаном был, когда тот уехал. Из короткого рассказа я поняла лишь то, что у Семёна была первая супруга( на чужбине он женился опять), которая погибла, и юноша, шибко переживая это печальное явление, подался на севера.
Но я отвлеклась… Итак, осталась я в селе. Через некое время после проводов стала замечать неладное. Вроде и ем, и пью, и дремлю как нужно, а иногда с утра просыпаюсь – ей-богу, какбудто воду на мне возили. Вся разбитая, башка ноет, останки раскалывается, другой раз с постели еле поднималась.
Ну, а единожды вот какой-никакой странный вариант приключился. Просыпаюсь я посреди ночи, а пошевелиться не могу – лежу буквально парализованная. А по комнате моей, меж тем, прогуливается некто, но кто – не взятьвтолк. Во-первых, мрачно кругом, во-вторых – на очах оболочка некая: вижу, какбудто фигура темная мимо меня взад-вперед курсирует, и не более. Страшно стало как никогда в жизни! Закричать бы, на содействие пригласить, да куда там: язык как каменный, с места не сдвинешь. Тут до меня еще и шепот донесся, зловещий таковой шепот, прямо до мурашек пробирающий. Что удивительно: и голос-то вроде человеческий, и слышу его полностью четко, а проанализировать ни слова не могу, какбудто бы ночной посетитель на каком-то иностранном языке говорит.
Сколько так пролежала в полном страхе, заявить не могу. Но в некий момент все-же провалилась в забытие. Проснулась уже под утро, опять измученная и нездоровая. “Приснится же, – размышляю, – блажь таковая! ” В зеркало на себя глянула – ужас, краше в гроб кладут, а родня моя новоиспеченная какбудто бы ничто и не подмечает совсем. Свекровь на кухне заботится, Светка о погоде разговор завела, как ни в чем не случалось, а Василий Михайлович в газету уткнулся.
Так и не дождавшись ни от кого сочувствия, торопливо перекусила и поплелась на автобус. По дороге повстречала тётю Лизу, соседку, что жила от нас чрез два дома. Как ни удивительно, та сходу увидела мою бледность и спросила, все ли отлично у меня со здоровьем. Когда я жаловалась на нехорошее настроение и бессилие, сначала, естественно, захихикала: мол, не в расположении ли ты. Но после такого, как я заверила, что не беременна( на тот момент я в этом уже удостоверилась), да еще и поведала про странный сон, тетя Лиза внезапно помрачнела и полностью суровым тоном заявила:
– Ты б, Валь, того… иголку бы на ночь над дверью в комнату воткнула. А лучше некотороеколичество.
– Зачем? – искренне опешила я.
– Не узнавай, – соседка смутилась. – Но иголку, слышь, воткни!
Кое-как отработав день, я возвратилась домой. И лишь под пир, лежа в постели, вспомнила-таки про приказ тети Лизы. Сама не чрезвычайно разумея, что и длячего действую, все же встала, нашла швейную иглу и воткнула поверх дверного косяка. Ночь прошла привычно, как и две следующие, я просыпалась полностью свежая, без головных болей и беспомощности. Но потом…
Четвертая ночь запомнилась мне на всю жизнь! Я пробудилась от такого, что некто с силой ломится в дверь моей комнаты: так, какбудто бы она закрыта на амбарный замок. При этом мне совсем буквально было понятно, что дверь не заперта, так как никаких запоров на ней просто не было – в доме супруга это было не принято.
Дрожа от ужаса, я вжалась в подушку, ждя, что же произойдет далее, и где-то в глубине души еще веря, что это только только сон. А в последующую секунду до меня донесся… глас моей свекрови:
– Открой дверь!
Еще некотороеколичество ударов, и опять:
– Дверь открой!
Голос совсем буквально принадлежал Марии Потаповне, но был при этом каким-то странным – хриплым, какбудто она схватила простуду. Впрочем, заранее вечером родственница ощущала себя непревзойденно и на самочувствие не пожаловалась. Кто-то, естественно, скажет: ну, и что тут такового, встала бы да спросила, что ей надо… Не знаю, как разъяснить. В тот момент кое-что неведомое принудило меня сжаться в комок и не выпускать ни звука.
– Открой дверь! Открой дверь! Открой! Открой! Открой…
Сердце мое колотилось как сумасшедшее. Если свекровь элементарно пришла по некий собственной надобности, то что препятствует ей зайти в незапертую дверь? Деликатностью она, что именуется, изуродована не была, и пару раз, помнится, вламывалась к нам с Геной даже без стука.
Тогда я комсомольской активисткой была и ни о каком Боге даже чуять не хотела, но тут, совсем нежданно для самой себя, истока молиться. Вернее, молиться – шумно произнесено. Просто лежала и без приостановки шептала: «Боженька, миленький, помоги, спаси… Спаси, помоги…». Помню, что еще дедушку погибшего собственного упоминала, как бы мысленно к нему обращалась.
Еще некое время( по-моему, не чрезвычайно длительное) атака моей двери длился, но в некий момент все стихло. Я же так и пролежала до рассвета, опасаясь изготовить избыточное перемещение. Утром на главном же автобусе метнулась в град. А возвратилась лишь чтоб составить вещи. Встретили меня Василий Михайлович и Светлана, свекрови, как они пояснили, с утра нездоровится, и она лежит у себя в спальне. Я выдала им заблаговременно подготовленную легенду, что на работе де стали спрашивать прибывать ранее, благодарячему я, только за из-за удобства, переезжаю к родителям. Они покачали головами, поругали мое обнаглевшее руководство, но убеждать и сдерживать не стали.
Ну, а чрез некое время мне отдали комнату в общежитии. Дядя, работавший в то время основным инженером на одном большом заводе, подключил свои связи, и очередность дошла до меня ранее, чем могла бы. Родню супруга я не навещала, лишь времяотвремени звонила Светлане на службу( она также в городке трудилась) и управлялась об их самочувствие. Золовка, как ни удивительно, меня ни в чем не корила. Отмечу, что ощущать себя я стала отлично, все болячки как рукою сняло, и ничто необычного в моей жизни более не происходило…
горькая Потаповна погибла скоро после возвращения Гены из армии, кое-что с сердцем приключилось. Свекор пережил ее только на полгода. Странно, но практически сходу после погибели мамы объявился Семён. Сам написал Генке письмо и скоро приехал с семейством в краски. С тех пор так и общаемся: то они у нас гостят, то мы у них. О матушке он произносить не обожает, но из маленьких рассказов стало ясно следующее…
Женился Сёма в первый раз рано, ему и 20 лет еще не было. Девушка была его ровесницей, из образованной, в индивидуальности по деревенским меркам, семьи: папа – директор сельской школы, мать – там же преподавательница. Этот факт бешено сердил Марию Потаповну. Она считала, что невестка обязана возделывать как лошадка и во всем ей повиноваться. Наташа же, так звали молоденькую супругу Семёна, училась в институте, «всё книжечки свои заумные почитывала», да еще и нравом была не из слабых – могла определить свекровь на место… Что было далее – дело черное. Говорят, Наталья ни с такого ни с этого истока хиреть и увядать на очах. Никакое исцеление не помогало, и даже после погибели женщины доктора развели руками и не сумели найти верную фактор. От Сёмки я до сих пор деталей не добилась, но почему-то он обвинил во всем произошедшем мама( уж не знаю, какие на то были основания, соврать не буду) и покинул близкий дом.
Я хозяйка также так и не поведала родным о той ужасной ночи. Все-таки горькая Потаповна была мамой моего супруга, и чернить ее память не хотелось и не охото, да и Генка ее обожал. А кем она была на самом деле? Бог ее знает… Слава колдуньи по селу о ней не ходила, но почему-то соседка тетя Лиза все-же попросила меня тогда вколоть в дверь булавку. Странно…
Да, еще хотелось заявить пару слов о сестре супруга. Светлана, у которой собственная жизнь категорично не складывалась, чуток ли не чрез месяц после мамашиной кончины познакомилась с юным человеком – выпускником военного училища, приехавшим в их деревня проведать друга. За него она скоро вышла замуж, и также упорхнула из родных краев аж на Дальний Восток, к месту службы жена. Некоторое время после этого Светка писала письма, слала фото. А позже нежданно исчезла из поля зрения. Многочисленные требования и пробы поисков, какие решал в родное время Гена, не увенчались успехом: и Светлана, и ее муж какбудто бы улетели на иную планету. Даже гораздо позже, когда мы, с поддержкой наших уже зрелых деток и внуков, пробовали отыскать их или желая бы их родственников чрез общественные козни, ничто не вышло. Впрочем… наверняка, это уже совершенно иная деяния.