Был март, а может даже конец февраля. Мы с Лидусей ужинали, глядя в телевизор. Говорить не хотелось – мне уж наверняка, но и ей вроде тоже, хотя между спортом и погодой я поймал краем глаза ее обиженный взгляд. А вообще как прошел день? – спросил я наконец деревянным голосом: это должно было означать, что в принципе жену я люблю, но не жду я от нее ни исчерпывающего ответа, ни каких-либо откровений. Тихо! – ответила она.
Я удивленно поднял голову. Лидуся, склонившись над столом, смотрела, нахмурив брови, мимо меня, в темноту прихожей. Тоже стал прислушиваться. На фоне монотонного гула машин и кряхтения лифта что то жалобно пискнуло. И еще раз. Ребенок?…. Ребенок? – переспросил я. На лестнице? – и пожал плечами: наверно, живность какая-нибудь. Какая живность – не то спросила, не то просто сказала она, ведь плачет же.
Я понял, что если буду сидеть так и дальше, очень скоро меня сочтут бессердечным чудовищем, а потому встал и направился к двери. Я отодвинул задвижку, повернул ручку и, поскольку на площадке царила темнота, шагнул к выключателю. Осмотрелся. Было тихо и пусто. Я уже собрался было вернуться в квартиру – и тут увидел его. Он стоял посреди прихожей гипнотизируя взглядом Лидусю. Черный хвост трубой, рыжее правое ушко торчком. Кот оглянулся на меня и сел, аккуратно обернув хвостом передние лапки. Ты чей? – спросила Лидуся. Наш уже, мысленно ответил я. Тогда я еще не знал, кого мы на самом деле пустили в дом.
Проявив героическое упорство, кот уже на третью ночь завоевал право спать в ногах кровати. Я говорил что это негигиенично, что у нас заведутся глисты, но когда закрывал дверь в спальню, он столь немилосердно скребся с другой стороны, что я вынужден был уступить. Впрочем, ветеринар, к которому сразу же побежала Лидуся, вроде бы сказал, что кот на удивление чистенький. Вернее – чистенькая: Девочка! – торжествующе сообщила Лидуся, когда на следующий день я вернулся с работы. С тех пор мы все чаще проводили вечера втроем, сидя на диване: я в середине, по одну сторону кошка, которой я чесал рыжее ушко или гладил спинку, по другую – Лидуся, как то вдруг очень похорошевшая.
Прошло полгода. Однажды вернувшись с работы, я застал Лидусю бледной и встревоженной. С ней что-то не так, жалобно сказала она, ее полдня рвет.
Отравилась чем-то, услышали мы от ветеринара. Вы отраву для крыс не раскладывали? – Для крыс? В квартире? – Ну не знаю, сделаю ей укрепляющий укол, если лучше не станет, приходите завтра.
Лучше не стало. Ветеринар сделал кошке укол и предложил нам пока прогуляться, а он решит, как быть дальше. Мы молча бродили между домами, а когда через час вернулись, он развел руками: Как вы, надеюсь, уже поняли, в таких случаях я отправляю хозяев на прогулку, чтоб успокоились. В конце концов, при этом вы не нужны. Поверьте, это была легкая смерть. Мы покивали и вернулись домой.
Что-то сдавливало мне горло, но я сказал себе, что не буду оплакивать кошку, а потом с каменным лицом вытащил пылесос и приступил к уборке. И только тогда когда задвигал за шкаф мисочки, не сдержался. Мы с Лидусей сели на диван и так и сидели, прижавшись друг к другу, шмыгая носом.
В тот вечер мы не смогли оставаться в квартире – слишком пусто здесь стало без нашей пушистой подруги, – поэтому я потащил Лидусю в кино. Обратно мы шли пешком, не хотелось спешить в неуют. Добравшись, наконец, до дома, мы вошли в лифт, но лифт, почему то не захотел останавливаться на нашем этаже, и мы поехали выше. Лидуся спускалась впереди меня. Внезапно она застыла как вкопанная: О Господи!
И ее уже нет, она уже бежит к нашей двери, наклоняется, берет с коврика что – то живое, и вот уже на руках у нее, как ни в чем не бывало, мурлычет черная кошка с рыжим ухом. Посмотри, точь-в-точь такая же, сказала Лидуся, но мы оба прекрасно понимали, что не такая же, а та же самая. И когда уже в спальне, погасив свет, я почувствовал, как осторожно ступают легкие лапки по моему животу, то не удивился, услышав голос Лидуси: Неужели ветеринар нас обманул? – Могу завтра пойти его спросить. Долго стояла тишина, нарушаемая лишь негромким шорохом утаптываемой подушки. А, собственно, зачем? – ответила Лидуся. С этим мы и уснули.
Но радость наша была не долгой. Через три дня, собираясь на работу, мы обнаружили кошку в ванной недвижную и холодную. Я без слов положил черные останки в пластиковый пакет и вынес в мусоропровод. Что ты с ней сделал? – спросила Лидуся дрожащим голосом, когда я открывал дверь квартиры. Отдал дворнику, чтобы закопал, ответил я.
Когда через день за ужином мы услышали под дверью мяуканье, я посчитал что открывать не надо. Но Лидуся встала, и буквально через минуту увидел ее на пороге комнаты с кошкой в объятиях. Эта тоже была черная, с рыжим пятном на правом ухе. Лидуся улыбалась – на мой взгляд, довольно глупо. Как ты это сделал? – спросила она, будто все было моей шуткой. Я не ответил, продолжая жевать, упорно глядя в телевизор. Даже если это так, я в это не верю, только и сказал я, перед тем как лечь спать.
К счастью, мне было о чем еще думать, иначе дальнейшие размышления над многократными смертями нашей кошки, несомненно, привели бы меня в кабинет психиатра. Тем временем муж Эвы уехал на несколько дней в командировку, и – что ж – оставалось только одно: примириться с фактом, что я изменил жене. Я пытался внушить себе, что предпочитаю бывать у соседки, потому что там нет полуживого создания, – но ведь я сам знал, что эта отговорка неприемлема ни для кого, даже для меня. Впрочем, моя любовная история очень скоро переплелась с историей кошки. Как то раз, выходя от Эвы, я увидел в дверях нашей квартиры Лидусю. Не успел я пробормотать унизительное объяснение, как выяснилось, что от сквозняка распахнулось окно, и кошка, воспользовавшись случаем, совершила самоубийственный прыжок с двенадцатого этажа. Лидуся рыдала всю ночь, вероятно, сама не до конца понимая, что оплакивает: кошку или мою измену. С тех пор каждый раз, когда я перехватывал ее взгляд, в нем читалось отвращение, будто это я убил проклятую тварь.
Неделя прошла в полном молчании. Потрясенный случившимся, я перестал ходить к любовнице, а когда она однажды заговорила со мной на автостоянке, ответил довольно резко. Дома лучше не стало, и я начал понимать, что в таких случаях мужчина ищет где бы снять квартиру. На работе спрашивали, почему я так плохо выгляжу. Я уклончиво отвечал, что у меня проблемы.
Однажды вечером, вернувшись домой, я не застал Лидусю. Я не представлял себе, куда она могла пойти, и забеспокоился всерьез, все более ясно отдавая себе отчет: события развиваются наихудшим образом, и виноват в этом – увы – я сам. Я кружил по пустым комнатам и в конце концов, что бы собраться с мыслями, надумал принять ванну. Сквозь шум льющейся воды мне почудилось, что кто-то стучится. Может, Лидуся забыла ключи? Я в одних трусах выскочил из ванной, отодвинул задвижку. За дверью никого, по крайней мере, на уровне глаз. Опустив взгляд, я увидел ее: она сидела на коврике и смотрела на меня с наглой доверчивостью.
-Брысь! – решительно сказал я и захлопнул дверь.