Несколько лет обратно пришлось мне посетить в санатории «Марциальные воды», что размещается в самом сердечко Карелии. Места знатные, зори тихие, люди приветливые. Контингент санатория сначала изумил и чуть-чуть испугал: одни бабули и дедушки. Кто слепой, кто глухой, кто на коляске катается. Но позднее прониклась я к ним всей душой: тут тебе и мудрости глоток и предание старины глубочайшей. Как говорится: два в одном. Вот с одной таковой бабушкой-божьим одуванчиком сдружились мы прочно, и рассказала она мне одну интереснейшую историю:
– Случилось это, девонька, когда мне лет этак 16-ть стукнуло. Это как раз после борьбы было. Семья у нас крупная, деток немало было, да все мал, малюсенька, меньше, я самая старшая из них. Мамка-то на заводе надрывалась, а от отца покуда никаких вестей не поступало: жив ли, мертв ли – непонятно. И эта неизвестность чрезвычайно нас страшилища.
Так вот, чтобы мамке-то собственной посодействовать, устроилась я санитарочкой в клинику. Деньги-то не огромные, естественно, выплачивали, зато в сытости была, да и младшим ежели какой-никакой нездоровой кое-что не доест – так гостинец приносила. Ничего, существовать разрешено было.
И в первую же замену пришлось мне увидеть умирающего. То был старец без роду без племени, одинокий, никому не подходящий. Умирал он тяжко, все стонал и на каталке метался. А дыхание было сиплое-сиплое, какбудто кто душил его. В ту пору в клинике нашей для таковых умирающих был выделен закуток: чтобы на глаза нездоровым не попадались. Так вот, в этом черном закутке дед тот медлительно и погибал. Для меня это было потрясением: никто из докторов не оказывал ему никакой поддержке, не подходил, не глядел, не проверял. А я сновала по коридору со шваброй туда-сюда, но лапти то и дело несли меня к тому ужасному закутку. Я пробовала облегчить участь умирающего: отдать воды, обтереть лицо, но он уже был совершенно плох – не двигался и дыхания практически не испытывалось.
И в один из таковых моментов, когда я снова заглянула в закуток, то увидела непонятную картину: дед сидел на каталке, понуро свесив босые лапти. Спина согнута, глаза опущены к полу, а дыхание чистое и безмятежное. От потрясения я не нашла ничто лучшего как спросить его вроде, как узнают в современных, вульгарных, южноамериканских фильмах:
– Дедушка, с вами все в порядке?
Не дождавшись ответа, рванула к доктору с радостной новостью, что дед «ожил». Врач покрутил пальцем у виска, но к деду пошел. Открыв дверь и увидев старика, лежащего на каталке, мы сообразили сходу: все довольно, он мертв.
Закутав старика в старую простынь, мы совместно с юным, здоровым, жизнерадостным парнем-санитаром повезли его в морг. Картина в морге стала удручающая, всюду лежали тела: на каталках, на нарах и даже на полу. Поставив каталку со стариком в угол, я стала снимать с него простынь, мало замешкалась и не углядела как санитар выскользнул на улицу. Только услышала как хлопнула и закрылась на защелку дверь. Я вздрогнула всем телом от этого резкого звука, выпрямилась, но не успела изготовить и шага, как свет гас. Санитар за дверью отрадно гоготнул:
– Ну что же, девочка, побалуйся с дедушкой покуда он еще тепленький. Даю тебе 10 минут.
Я бешено закричала, рванулась в потемках к двери, по пути наступая на чьи-то мертвые тела. Я боролась об дверь, как дикий зверек борется о клетку, разбивая до крови ногти, крича и срывая глас от ужаса. Но черствое сердечко моего мучителя не понимало пощады. В некий момент мне показалось, что я слышу сзаду странный звук, и какбудто некто дышит там в темноте тяжко, сипло и натужно. Мои глаза уже привыкли к сумеркам, я грубо оглянулась и увидела… старика, сидячего на каталке и понуро свесившего босые лапти.
Дико заорав, я медлительно осела на пол.
Очнулась на улице, санитар лупил меня по щекам. Увидев, что жизнь ко мне ворачивается, отрадно гоготнул:
– С военным крещением тебя, девочка!
А я лежала на мокрый земле, в нечистом, мокром, больничном халате… Сил не было, башка кружилась, но мне было так отлично, как никогда в жизни. Я вдыхала в себя ночной чистый воздух и желала лишь 1-го – ЖИТЬ, ЖИТЬ, ЖИТЬ!
Автор: Серафима