Это еще в войну было. Ну, в деревне, ясное дело, одни женщины остались. Вот как-то бабушка моя с утра огород пропалывала, а дело было ранним утром, и подходит к ней женщина со злющими глазами: -А-а, говорит, ни свет, ни заря, а ты уже огород полешь.
Ну сказала и сказала. Бабушка вроде как отмахнулась.
Через некоторое время возвращается та женщина и говорит: я ещё, дескать, сходить не успела, а ты уже пол-огорода прополола.
И тут у моей бабушки ноги и отнялись…
Ну а в соседней деревне, сестра её прознала, есть знахарка. Повезли бабушку на телеге (а с ней и маму мою – грудного ещё младенца). Подъехали к нужному дому, знахарка навстречу выходит:
– Ну как ты, милая, добралась до меня? Тяжело было в дороге?
– А вы почем знаете?
– Я знаю. Я тебя ждала.
Знахарка её и вылечила, и на ноги подняла, и свои знания передавала – видно глянулась та ей чем-то. Так что бабушка всю оставшуюся жизнь потом сама от сглаза и порчи лечила.
А напоследок наговорила она нужное в платок, а бабушка должна была идти на перепутье дорог и там наговоренное сжечь. Знахарка ей наказывала: будешь идти к перепутью, а вслед тебе кричать будут, окликать, уговаривать, а ты оборачиваться не должна ни за что.
И действительно, пока шла бабушка к перекрестку, чего только не было. И говорили ей, и кричали, а к концу пути голос за спиной все больше напоминал волчий рык: не говорил уже, а ревел, шипел, визжал.
А как дошла она до перекрестка и сожгла всё, как знахарка ей наказывала, оборачивается – нет никого.
