Далее с её слов( лишь в переводе на российский язык):
“Когда я была еще ребенком, был у нас в селе один мужичишка. Сколько ему было лет, осуждать трудно, звали же его Ноник. И не дал ему Бог разума”. Я, как и остальные детки, нередко дразнили и задирали его – “Ноник-слюнявый”, таккак у него непрерывно текли слюни изо рта. Но он, по всей видимости, не дулся на нас. Говорить Ноник не заявлял, но времяотвремени выдавал такие штуки, что все дивились. К образцу, бежит он с самого утра около старенькой вербы, мычит на собственном “А-а-а-гу-у-у!!! ”, да все эту вербу хворостинками да сучками подпирает. А на утро иного дня наблюдают сельчане, что ветром эту вербу на путь да и повалило. Или прицепился раз к Зоське. А та под сердцем дитя носила. Она орет на него, отгоняет, опасаясь, как бы дите таковым же не уродилось, а он бежит кругом нее, да все воздух ртом хапает, как какбудто задыхается. А как разродилась Зосенька, так чуток не задушилась ее доченька: дело в том, что пуповина обмоталась кругом шеи младенца и не давала ей на свет Божий выйти… Видать, знал Ноник о будущих сложностях, да предостерегал как мог.
И стали сельчане к нему вслушиваться. Знай наперед уже, что коль Ноник чем озадачился, жди там лихо…
И вот, одним летним сутра, смотрят сельчане – бежит бедолага по всей селе с ведром воды, орет одичавшим гласом, да около всякой хаты считай становится, да той водой брызгается. Подходили к нему люди унимать, да он лишь сильнее бесился. Надоело это всем, да и отобрали у Ноника ведро. Кричал он носился, до самого вечера. И на последующий день ни глотать, ни имеется, не стал, а все бегал-бегал… Сельчане наблюдают, что он ни к кому ни пообедать не зашел, ни поужинать. Да и задумываются, совершенно его гроза скрутила. Жалко стало несчастного, он же так с голоду изойдет. Вот мужчины его и затащили в одну из хат, да и давай подкармливать противволи. А он пищей плюется, давится, да все из хаты выпрыгнуть норовит. Так его толком и не покормили. А чрез некотороеколичество дней отыскали юродивого неживым. Так и не вошел он ни к кому в дом, среди улицы погиб, вроде как, с голодухи. Бабы рыдали, мужчины нервозно комкали шапки в руках, как хоронили его… Хоронили в тот же день, таккак собственной хаты чтобы ночь отлежать у сироты – Ноника не было. Было это 21 июня 1941 года…
А таккак и не зря Ноник то перед гибелью дома “тушил”. И недельку от истока борьбы не прошло, как фашистские самолеты “зажигалками”( зажигательными бомбами) испепелили деревню дотла. Ни одна хата не выжила.
А когда освободили Бегомольщину от захватчиков, обитатели стали ворачиваться из лесных землянок в деревню да заново возрождать дома. Сама я этого не слышала, но старухи шептались, что в ночь перед избавлением слышался им хохот Ноника. Крестились, задумывались: нечистая держава потешается. Ан нет. Просто видеть воротила счастливого концу борьбы радовалась…”
______________________________________________________________________________________________________________________________________
* – Я надеюсь, он был с заторможенным развитием или кое-что в этом роде. Прим. авт.