Умерла у меня бабушка, очень мной любимая.
Я живу далеко от нее. Должна была приехать в отпуск, но мне на работе не давали отпускные. Дело было в 98 году. А она как-будто ждала меня. Умерла как раз в те дни, в которые бы я приехала.
Я успела только на 9-й день, на поминки.
Сидим за столом, поминаем. И тут зашел разговор о том, что душа до 9-го дня в доме,потом на улице до 40-го дня, а потом улетает.
Несколько человек сказали – значит душа бабушки сейчас в доме. Вот бы знак какой подала нам.
Я сидела за столом, как раз напротив иконы, которая висела в углу. По церковным украинским обычаям икона завешена рушником (полотенцем), а уголки рушника зацеплены петелечками за гвоздики, специально вбитыми в стену.
И вот я смотрю, а один край рушника как-будто кто-то снимает и он падает с иконы. Все за столом замерли, потому как увидели все. Никаким свозняком сняться не мог уголок, он был зацеплен намертво. Я иногда, по просьбе бабушки снимала рушник для стирки, так мучилась долго, пока его отцепляла. А тут он одним махом, да и слетел.
Вот такое чудо.
Другая история случилась уже, почитай, в наше время, года в семидесятые. У нас тогда на Козютином хуторе жил колдун и обитали черти. Колдуна того звали Иван. Сидит, бывало, он и держит змею на коленях, гладит ее. А змея его не трогает! Народ его побаивался, даже участковый старался хутор стороной обходить, хотя иногда слухи про Козютиных ходили нехорошие. И председатель сельсовета их не донимал, хотя от работы они частенько отлынивали, своими делами занимались. Иван мог любую порчу напустить, вылечить тоже мог, грыжу заговаривал, бородавки сводил. Приворожить тоже мог. Но к нему мало кто ходил. Говаривали, от его помощи потом всегда беда какая-то приключалась. Коли женится кто по привороту его – скандалы потом в семье, драки, на сторону супруги гуляют. Хотя себе он жену приворожил – душа в душу жили, а дочь колдуна того сейчас живет в Новосокольниках. Имени называть не стану.
Самое странное, что черти жили не у колдуна, а в доме его соседей, Козютиных. Дом этот стоял у болота. Каждую ночь там слышался гул, топот, пляски. Меня как-то мальчишки звали сходить посмотреть да послушать – но я отказался. Не со страху – просто велосипеда у меня не было, а пешком бежать было далеко. Так ребята рассказывали, что вечером возле дома невозможно огня зажечь – сразу задувает, пусть даже ветра нет или в кулачке или коробке поджигаешь. В баню вечером тоже лучше не соваться – там что-то холодное бегает, пинается больно, в уши орет. Мальчишки это с таким восторгом рассказывали, что видно было – не врут.
“Потом этот хутор закрыли, как бесперспективный. До школы ходить далеко, свет подводить невыгодно, связи с поселком, случись что, никакой. Козютиных и колдуна переселили. Тут он, говорят, осерчал и сказал, что теперь тут вообще людей никогда не будет. А спустя некоторое время по дороге через хутор ехал на тракторе Сашка Лисовский – домой, в Гришанки. Дело было к ночи. Заехал он вдруг туда, в Козютино болото (так его стали называть после того, как оттуда уехали жители), да и встал. Заглох. Из бывшего хутора не выехать. Никак трактор не завести – глохнет, и все тут. Долго Сашка бился, в конце концов бросил все, взял кувалду и сел в кабину. Рассказывал, что все ждал, когда к нему болотная нечисть полезет. Навки там, лешие, водяные, упыри. Ко всему мысленно готов был. Страшно же! И так в болотах ночью человеку нехорошо, а тут еще место колдовское, проклятое. И тут вдруг он услышал, как в темноте кто-то ходит вокруг, совсем рядом, и говорит: “Не выедешь! Не выедешь!” А никого не видать. Долго этот кто-то ходил, а Сашка сидел и ждал, от страха трясся. Потом тихо стало. Он посмотрел на часы – два часа ночи. Попробовал – а трактор возьми и заведись. Он сразу и уехал.”
А дальше так и началось – то у одного на проклятом месте машина сломается, то у другого мотоцикл, то лошадь там понесет. В общем, забросили дорогу через Козютино болото, перестали ездить. Она вскорости заросла, туда и вовсе люди наведываться перестали. По слову колдовскому все случилось – не ступает больше туда нога человека.
