История, означает, таковая.
Мой дед знал 1-го ветерана, деда Ваню. Однажды они с мужчинами и с этим дедом Ваней сидели, выпивали на 9 мая, фиксировали праздник. И дед Ваня уже в приличном подпитии основательно произносит: «Щас я поведаю вам, мужчины, как я «помер» на войне». Рассказ от его лица.
Как желаете, верьте-не верьте, а поведаю, что видел. Был первый бой у меня, мне 19 тогда было. Пули свистят, головы приподнять невозможно, а комбат орет: «В атаку! » Кое-как вылез да бегу вдогон за всеми. Бегу, ору что имеется мочи: «Ура! », вроде и не так ужасно, когда орёшь. Слева-справа наши падают… А мне уже вражий окоп следовательно. Я наддал в беге… и тут меня какбудто некто кулаком в грудь ткнул – кратко так, и сходу прохладно стало в груди. Я свалился, опешил: кто же меня стукнул, немца вблизи вроде не было. Тронул грудь – десница в крови. «Это, означает, ранило меня? » Я желал вскочить – никоимобразом, рукииноги не подчиняются, лишь башкой лежу и верчу во все стороны. Потом когда-то закончил чуять( желая кругом всё и орало, и бухало), дышать тяжело, глаза закрываются. Ну, размышляю, полежу покуда, ежели не помру – встану. И навроде как уснул. Потом внезапно сообразил, что уже стою на ногах. Думаю: «Во, активный, известность Богу». Огляделся – уже тише, наши вдали где-то виднеются, означает, фрицев выбили из окопов и далее погнали. Я давай наших нагонять. А винтовка-то? Смотрю, вблизи лежит наш некий, башка вся в крови. Ну, я его винтовку подобрал и бежать… И тут, мужчины, вот верьте-не верьте… я бегу, а винтовки в руках нет. Хотя я же брал её. Ну, означает, я поспешил, возвратился, брать, а винтовку-то я не могу брать. Я ещё, ещё раз хватаю – и не могу брать, когда-то мимо десница проходит и всё. Ничего я не сообразил. Сел на землю и сижу, что жду – почему-то. Тут наших группа идёт, водит офицер, далековато идут, но вижу погоны лейтенантские( созидать я сходу стал когда-то чрезвычайно грубо). Ищут живых, что ли. Я к ним бегу, ору: «Братцы!.. » А они как не слышат. Я подбежал к ним, даю честь, произношу: «Товарищ лейтенант, а я активный, лишь раненый». А они, мужики… они, гады такие, проходят чрез меня. Я разозлился, давай нагонять, за плечи их брать. И снова десница вот как с винтовкой, лишь по воздуху проходит, а коснуться их не могу. И так, понимаете, только полсантиметра не хватает, чтобы дотронуться, и эти полсантиметра никоимобразом мне не победить. Я себя оглядел: да я тот же самый-самый, лишь присмотрелся – я и стою также как бы в полсантиметре над землей, то имеется не так, как все. Такое одиночество я почуял… никогда так одинок не был. Ну и дошло, что это я умер, какоказалось. Раз живые не замечают. А что нужно делать, когда умер? Разве этому изучают? Да я и комсомолец был, нас существовать изучали, а не помирать. Тут снова наши идут, уже сотками, я им также немного поорал, но позже отчаялся, эти также не наблюдают, не слышат. Стало горько-горько мне. Я всех родных вспомнил: сестру Машу, батю, мать… И лишь подумал о мамы, смотрю, а она вон стоит, все идут, а она стоит, на меня глядит. Нестарая и некая, уж не знаю… ясная вся, как обрадованная. За мной она, что ли? Я ей произношу:
– Мам, а… ты откуда тут?
– На тебя поглядеть, Ваня.
– Я умер, что ли?
– Нет, тебе ещё жениться.
– Мы же хоронили тебя, как же ты… живая?
А она ничто не произнесла, лишь глянула на меня так, мол, что, сам же наблюдаешь, что живая. Потом она повернулась и вульгарна вдогон за строем наших, я за ней, а её уже нет, как какбудто растворилась в данных шинелях наших. Я побрёл по полю. Смотрю – наша спира сидит, говорят, курят. Там и Колька, мой кореш. Молчал, безмолвствовал и произносит:
– А Ваня где, активный или нет?
А один произносит Кольке:
– Так его уничтожило, вон он около бугра лежит.
– Ваньку?
Как уничтожило, ежели я активный стою? Подошел, посмотрел, а там, мужики… я и лежу. Вот я, осознаешь? Лицо бледное, истина, что покойник. Ну а позже меня куда-то как бы магнитом потянуло, как бы книзу. Глаза открыл – грудь как иглой кто колет, ноет, меня двое волочат за руки. Я им: «Куда тащите? » В общем, развернулись и от вырытой могилы в медсанбат потащили. Я уж никому не говорил, что видел. Все одинаково бы мне не поверили, черти такие.