В то памятное воскресенье ко мне на минуточку забежали Люся с Шуриком. Люся – моя единственная близкая подруга. Она выскочила замуж восемь лет назад, переселилась к Шурику, и теперь мы видимся крайне редко, по большим праздникам. Отлистаю назад в памяти эти восемь лет замужества моей подруги и начну, пожалуй, издалека, чтобы было понятно, откуда ноги у истории растут.
Сашка раньше жил в коммуналке у метро «Смоленская» с матерью Еленой и отчимом Николаичем. Там же был прописан, но не проживал, родной отец парня. Плюсов житья в центре столько же, сколько и минусов, поэтому квартирку разменяли, и Шурик въехал с мамой и отчимом в прекрасную двушку (тут и появилась в их доме моя Люся), а отца отправили в однокомнатную квартиру в спальном районе. Отец через несколько лет умер, и квартира перешла к единственному сыну – Шуре. Многие мечтают об этом: отдельная жилплощадь, живи – не хочу! Но жить там ни молодежь, ни родители не собирались. Мать нашего Санька – та еще авантюристка – решила так: продадим Сашкину квартирку, построим дом, оставим молодым новую, полностью «упакованную» двушку, а сами переберемся за город. Мечтал ее Николаич курочек и гусей развести. Рукастый он мужик, хозяйственный, этот Сашкин отчим! Достоин восхищения, скажу честно.
Квартиру продали, а когда встал вопрос постройки дома, Анюта – родная сестра матери, подсуетилась:
«Давайте-ка у меня на участке строить!»
Участком был обычный пригородный надел, который местные называли «огород». Стояла там кривенькая избушка без окон: полусарай – полубанька, сразу и не поймешь! Но Сашкины родители очень любили удирать из Москвы на выходные и приезжать к Аньке «на огород». Сестры жили дружно и поэтому обе мечтали облагородить излюбленное место отдыха. Для покупки собственного клочка земли у родителей лишних средств не было, поэтому Елена и Николаич с радостью согласились на щедрое предложение дорогой сестры Анечки.
Приступили к строительству. Дом рос, как на дрожжах. Построенный с душой и любовью, он получился, как игрушка, с новой банькой на участке, с искусственным прудиком! Все современные блага цивилизации установили и подвели! Осталось только документально его на Елену перевести. Тут вот какое дело: земля была Анютина, значит, и строение на Анюту автоматически фиксировалось. Когда Елена заговаривала о том, что пора бы ехать документы переделывать, как заранее было обговорено, Анюта находила кучу отговорок: то дела срочные, то самочувствие отвратительное. Елене бы насторожиться, только разве можно так жить, когда от родной сестры жди подвоха?! Конечно, нет! Вот и она, честная и наивная женщина, жила и не ждала подклада в виде свиньи.
Все бы обошлось, может быть, только Елена еще за несколько лет до постройки дома страдала каким-то заболеванием. Серьезная штуковина, видимо. Раз в год ей делали облучение этой болячки. Положат в больницу, починят-подлатают и выпустят. Шесть лет в таком режиме. На седьмой год Елена не выдержала. Увезли ее в больницу в субботу, а в воскресенье она умерла. Всего-то 46 лет было…
Друзья мои, Люся и Сашка, очумели от горя. Только недавно Сашкиного отца схоронили, следом – Люськиного отца туда же! А через четыре месяца мама Лена умерла. Напасть! Конечно, убитые горем молодые и отчим-вдовец Николаич напрочь забыли о доме. Вернее, о его существовании помнили, потому что мотались туда каждый выходной, но документальные вопросы решили пока не поднимать, потому что Анне тоже было нелегко: сестра все же. А когда заговорили – потеряли дар речи! Анюта объявила: «Какой вам дом? Земля моя, дом на меня записан! Я тоже участие принимала в его строительстве!» Николаич возмутился: «Аня, побойся Бога! У тебя зарплата пять тысяч рублей! Какое участие? Да ты себя обеспечить не можешь! Где бы взяла пару-тройку миллионов, на которые тебе две жизни работать надо, если бы Ленка квартиру Сашкину не продала?». А Анька оборзела до такой степени, что чуть ли ни пальцем на дверь стала указывать, когда Саша, Люда и Николаич приезжали в выходные в «свой» дом. Еще сынок Анькин подсуропил. Напился однажды и стал стучать кулаками в грудь: «Я тут хозяин!».
Мои-то тоже не дураки: пошли к юристу, так, мол, и так, кассовые чеки от покупок материалов есть, теоретически доказать можем, что дом построен на деньги от проданной квартиры, но юрист дал знать, что дом можно отсудить, заплатив за услуги адвоката N-ый процент стоимости строения, а это примерно миллион рублей. Есть у вас миллион свободный? Нету? Тогда на «нет» и спроса нет! Вот так.
Шурик и Люся зашли ко мне как раз во время разгара этой семейной драмы. Я знала, что наглая тетка ни в какую не соглашается оформить дом на морально законного хозяина Шурика, поэтому спросила:
– Аннушка все упирается?
– Угу! Крыша съехала у бабы, – рассказывал мне Сашка про свою родную тетку, – прикинь, ей такая фигня в доме мерещиться начала… Она же теперь в доме живет, барыня хренова! Слушай.
Завели там котенка (еще мать была жива). Черный такой, забавный, шустренький. Анна днем одна была по обыкновению (мы же не ездим почти), решила прикорнуть. Вышвырнула котенка на улицу, чтоб не колбасился по комнатам. Бегает он, как слоненок, топает, с мухами играет, короче, спать не дает. Анюта его шуганула, дверь заперла и улеглась, прикрывшись пледом. На дворе уже смеркаться стало, когда тетка проснулась. Так тепло и уютно, что вставать не хочется. Лежит себе на боку, нежится, глаза приоткрыла, смотрит, а на груди у нее – черная лапка. «Ой, Барсик улегся под бочок, вот чертенок, набегался…» – спросонья подумала. Спустя минуту, когда окончательно проснулась, вспомнила, что Барсика она сама лично выперла на улицу и закрыла на замок дверь! Анька с перепугу выпучила глаза и уставилась на черную «лапку», которая лежала на ее груди! Это оказалась вовсе не кошачья лапка, а «человечья» рука, поросшая густыми черными волосами, даже, скорее, шерстью! Рука, обнимая тетку, тянулась из-под подмышки, из-за спины…
Анька вскочила и заорала так, что стекла задребезжали. Она, как воздушный гимнаст, перелетела через кровать, щелкнув в прыжке выключатель. Никого!
«Вот что это за хрень, а? – спросил меня Сашка, – думаешь, это только один раз? Не-а. Там какая-то ерунда завелась, в нашем доме! Мы на кладбище ездили к матери, заехали в дом тетку проведать и еще раз попытаться уговорить: ее никто не выгоняет, пусть живет, только документы сделает, как положено. А она уперлась рогом! Так вот в тот день тетушка наквасилась и давай нам жалобиться, что ей здесь страшно. Вот про эту черную «лапу» рассказала да еще много чего…».
Эта история произошла почти три года назад. Чертовщина там правда завелась, потому что все мужики, которые были вхожи в дом, строили его, холили и лелеяли, не сговариваясь, покинули дом по разным причинам. Мужчина номер один – Сашка – принципиально не ездит к тетке, которая указала ему на дверь в его доме. Мужчина номер два – Николаич – сошелся с женщиной, живет у нее, оставив молодым квартиру; он разводит курочек, гусей и индюков в доме новой жены и растит ее малолетнего сына так же, как в свое время растил Шурика. С Анной он не знается, хотя сейчас живет недалеко от нее, на соседней улице. Мужчина номер три – муж Анюты – сбежал от нее и уже три года живет с прекрасной женщиной. Мы встречаемся на семейных праздниках у Люськи и Шурика. Более счастливого человека я не видела. При Аньке это был угрюмый молчун, прям, дед какой-то, а сейчас он – душа компании: болтает без умолку, шутит и, оказывается, умеет мило улыбаться. Мужчина номер четыре – сын Анютки – по каким-то причинам с ней не общается.
Анюта коротает век одна, четыре некогда близких ей и родных по крови или духу мужика в одночасье ее оставили. Дом постепенено приходит в упадок, потому что умелых рук теперь нет, а содержать такое современное хозяйство этой злыдне не по карману. Хотя, почему одна? Всех мужиков извела, но с ней пребывает ее чертовщина, коей, если верить словам Шурика, развелось в доме целый выводок после смерти матери и ухода всех близких родственников. Уж я-то знаю, это вовсе не домовой обнимается…