Из воспоминаний моей матери.
В 10 лет с подружкой моей, Зойкой, приключилось горе. Пошли мы с ней когда-то в сельский клоб глядеть киношку. Какую, вданныймомент за давностью пор и не припомнить. Сидим, означает, ржем как лошади, семена лузгаем, да на мальчишек местных косимся и глазками стреляем – они у нас чрезвычайно «симпатишные», даже в темноте.
И внезапно Зойка ощущает, что по ее ноге некто быстро-быстро ползет, перебирая отвратительно холодными лапками. Она как заорет, завизжит на целый зал, лапти под себя поджала:
– Мыыыыышь!
Да в таковой позе совсем и осталась.
Какие лишь казни врачи над ней ни проводили, какими пилюлями ни угощали – все напрасно. Ноги не выпрямились. И стала Зойка инвалидкой в 10 лет: прогуливается как гага на кривых ножках, и зад в сторону оттопыривается.
Сами понимаете наших пацанов: постороннее несчастье для них – удовлетворенность, посторонний недостаток для них – забава. И стали Зойку они переводить изо дня в день: как увидят хромоножку, налетают стаей и по заду ее, и по заду. Кто ногой, кто рукою, кто футбольным мячиком.
На беду оказалось, что имя ее – Балина, чрезвычайно «хорошо» смешивается с именованием. Если скоро все говорить, выходит чрезвычайно нецензурно и уничижительно: Зоя Балина.
Так и повелось с тех пор: кто ее ни увидит – зрелый или малыш, обязательно усмехнется и произнесет:
– Привет, Зоя Балина.
Стоит ли изумляться тому, что чрез некое время нрав девочки поменялся не в топовую сторону: стала она подозрительной и колючей как ежик. При облике пацанов закусит губу и с кулаками на них кидается. Бывало, в кровь ее изобьют, пальцы сломают, а она все одинаково не отступит – плачет и бьется.
Ну, ясно, возненавидели мужчины Зойку за ее лихой характер и гордыню и новейшую кликуху ей прилепили: Змея Особой Ядовитости( расшифровка имени ЗОЯ).
А в душе она оставалась все той же хорошей, мягкой, но чрезвычайно одинокой и затравленной девочкой – уж мне это было понятно как никому иному.
И вот единожды пацаны решили то ли разыграть ее, то ли отомстить. Вотан, означает, подкатился к ней и так по-доброму произносит:
– Слышь, давай дружить.
А та и растаяла, задумывается, все взаправду.
– Мы сейчас ночкой с пацанами на кладбище идем, там могилу для деда Вани раскопали. Так, знаешь, молвят, что она по ночам светится. Вот мы и желаем испытать – истина это или нет. Айда с нами.
Ну Зойка, доверчивая воротила, согласилась, из окна ночкой как-нибудь выкарабкалась, да с пацанами на кладбище и вульгарна. А они добрые такие, воспитанные, обходительные, чуток ли не на руках Зойку к могиле принесли.
Заглянула она туда: ужасно, мрачно и пахнет чем-то отвратительно, но… все ерунда, ежели вблизи товарищи. Ведь так?
Пока она глазки в могильную темноту таращила, стараясь рассмотреть таинственный свет, один из «друзей» пнул ее по оттопыренному заду. И полетела она на дно могилы под радостное ржанье и улюлюканье пацанов.
Плюхнулась Зойка на наиболее дно, отлично, что влага там была, так избавлялась легким испугом. Вскочила на лапти, мальчишек умоляет, просит не бросать ее тут, вынуть, да куда уж там – тех и отпечаток простудился.
Заскулила Зойка, как кинутый щенок, попробовала выкарабкаться, да не выходит – соскальзывает и снова в грязную воду падает. А орать страшно – ранее в деревнях деток покойниками запугивали, вот и Зойка забоялась криками ИХ потревожить и интерес притянуть. Рот зажала себе, чтоб судорожные всхлипывания по кладбищу не разносились, да и стоит в могиле бесшумно как мышка. Стояла-стояла и слышит – шаги вблизи. Сначала удовлетворенность обуяла – подумала, что пацаны за ней возвратились, но потом поняла – не пацаны это совсем. Голоса тихие, мужские.
Девочка прижалась к стенке могилы, аж прямо вросла туда, стоит, практически не дыша, чуток живая от ужаса и слабости. А те подошли близко-близко, к самому краю, даже дыхание слышно.
Остановились, молчат… Вечность, видится, прошла, покуда один не сказал:
– Хватит ей страдать, забирай с собой.
– Не-е-е-ет, рано. Ее срок – четырнадцать.
И ушли. А Зойка продолжительно еще стояла, обливаясь прохладным позже и прижимаясь к стенке могилы, покуда не ощутила, как кое-что острое больно упирается ей в спину. Провела рукою и нащупала торчащий корень, ухватилась за него, да и вылезла.
А наутро мне все поведала.
Прошло 4 года, лапти у Зойки водинмомент стали сохнуть, а скоро сухота перекинулась на тело. Сгорела скоро, за некотороеколичество недель. На тот момент ей было четырнадцать лет…
Вот, выходит, какой-никакой срок девочке был отпущен.