Эта деяния произошла со мной в Морозовской клинике, когда мне было 12 лет. Положили меня в сие основание по фактору обострения панкреатита. Кто знает, что это – усвоит. Каша, кашка, и, естественно же, кашка. Я никогда ранее не оставалась без матери, и неглядя на достаточно намеренный возраст, бешено переживала.
В первый пир, когда меня привезли, я попала в палату с 2-мя девушками, сестрами лет 18. Имена незабываю – Оля и Лена. Лена была общительная, и, неглядя на разницу в возрасте, достаточно скоро успела меня разговорить и отвлечь от нехороших идей. А Оля ни разу не произнесла ни слова, лишь попросила сестру заплести ей косу( у неё были длинные волосы ниже талии). Уже к ночи, когда пробили отбой, то бишь, вырубили свет в коридорах и палатах, мне, естественно же, не спалось.
Я слышала, как из соседних палат босыми ногами по полу некто шлепает по коридору, хихикает. В общем, ребята отбой фиксировали достаточно необыкновенно. Мои друзья по палате лежали спокойно, а позже Лена( её постель была у меня в ногах) встала и также выскочила в коридор. Всё это время я не раскрывала глаза, лежала лицом к стенке и пробовала хоть когда-то вынудить себя заснуть. Но увы – твердая постель, аромат лекарств и топот в коридоре не давал это изготовить. Поворочавшись, я поняла, что же не дает мне спокойствия более только. Извините, но после только пойла, хотелось в туалет.
Перевернувшись на иной бок, я села на постели и правдиво скажу, чуток с неё не свалилась. Прямо передо мной стояла Оля и пальцем куда-то мимо меня указывает. Я пулей выскочила из палаты, и после похода в туалет ещё продолжительно не решалась зайти назад. Выглядываю в коридор – а она у дверей стоит, и то вправо пальчиком покажет, то опустит руку и какбудто рассматривает кого-либо перед собой. Потом увидела, как медицинскаясестра завела её назад, иная медицинскаясестра идет с уколами – заходит и Оля, затевает шумно орать каким-то нечеловеческим гласом. Все ребята повысовывались из собственных дверей – шушукались, некто хохотал. А мне скажу правдиво, не до хохота было. В общем, до утра я не спала и с опаской поглядывала на Олину постель. Но она более не вставала и всю ночь умиротворенно сопела.
Весь последующий день я пыталась как разрешено более жить время вне палаты. Сидела с няней на кухне, позже шла в коридор, забиралась на подоконник и желала быстрее угодить домой. Если бы не неизменные боли в животе, так бы там и сидела. Лены в палате не было, а Оля так и лежала в кровати, не вставая. Я уже истока мыслить, что это у меня на грунте тоски по дому осложнение, и может, девочка элементарно подошла ко мне из любопытства, а мне привиделся её сердитый взор. Но то, что приключилось последующей ночкой, повергло меня в кошмар.
Всё повторилось – среди ночи захотелось по нищете. Встаю и вижу, что Оля лежит на полу у моей постели. Я уже рот открыла, желала сестру её пробудить или доктора пригласить, как внезапно она истока двигаться. Она была схожа более на змею, чем на человека, было такое чувство, что её выворачивает наизнанку, она корчилась, издавала какие-то булькающие звуки и пробовала ползти ко мне. Я лишь выдавила из себя её имя, и она, как вкопанная, застыла. Сердце у меня в груди готово было вылететь от ужаса. Прошло ещё пару секунд, я увидела, как раскрылся её рот, сначала в беззвучном клике, а позже в диком нечеловеческом визге.
Лена вскочила, кинулась к сестре, а я со всей дури понеслась по коридору. Помню лишь, что подбежала уже к выходу – в халатике, босиком, лупила кулаками в дверь, покуда меня главврач, добродушный стареющий мужчина, не уговорил возвратиться – была зима, и сами осознаете, просифонит в клинике ужаснее, чем на улице.
Оли там не было. Слава Богу. На последующее утро в клинике лишь об этом беседы и было. Как же душевнобольную совместно с иными людьми держали. Лена разъясняла докторам, что сестра не эпилептик и не умалишенная, а элементарно она особая, и наблюдает то, что мы увидеть не можем. А когда этого “невидимого” очень немало, у неё эти припадки и случаются. В общем, покрутили все у виска пальцем, типа – “и 2-ая сестра ту-ту”.
Днем пришла моя мать и под расписку отобрала из больницы. Знаете, болезнь как рукою сняло и я была согласна всю оставшуюся жизнь овсянкой на воде кормиться, лишь бы никогда туда не ворачиваться. К данной “особенной”.