Расскажу про вариант с прабабкой, о котором прочла в записях ее, а там и доказательства нашла. Жила она тогда на хуторе вблизи с бором, напишу, как в ее тетради, от главного лица:
«У моего сынишки заболевание была, жар, кашель, изготовить ничто не могли, не помогало, уже и хиреть паренек начал, хоть и было у меня потомков 7, да все же любой близкий, хоть что люди разговаривали, а своя кровиночка бесценна. Я не шибко набожная была, но тут руки спустились, уже и что делать не знаю, сижу с соседкой-кумой, плачу, в сердцах и произнесла на иконы: «Господи, хоть ты помоги…».
Минут чрез 10 в дверь стучат, открыла, а там Никифор.
– Здравствуй, Раиса. Слыхивал, мальчонка прихворал у тебя?
– Здравствуй, коль не шутишь. Да прихворал, уж и не знаю, что делывать. А ты же вроде уехал, уж года 2 как?
– Да я не надолго… не надолго… Ну что, Раиса, имеется у меня снадобье для отпрыска твоего, держи, дай ему испить все. А сутра смотришь и здоров станет, хоть твоему помогу. А я пошел, пора мне.
– Да куда ж, как? Зайди, посиди, отдохни с пути.
– Нет, мне уже пора, прощай.
На том и ушел в лес с что-то. Посмотрела на бутылочку, необычайная, внутри, по аромату аналогично, отвар некий. Делать нечего, отдала мальчонке, он и уснул, а сутра смотрю, встал, погода нет, свежий, имеется попросил, веселья не было предела. На последующий день задумывалась пойти в град, да поблагодарить Никифора, он у сына жил, куда идти, да где проживает, он немало раз говорил.
Пришла я в град, расспросила, разузнала, как войти, пришла, стучу, раскрывает женщина:
– Здравствуй, дочка, а Никифора разрешено?
– Какого Никифора?
– Так Николаевича.
– Так таккак погиб он!
– Я его лишь вот живехонького-здоровенького видела.
– Да быть такого не может! Уж полгода как схоронили их.
– С кем схоронили?
– Так с сыном его, супругом моим, Димой. Их бревнами прижало, так их в бору и схоронили, идти по сути нечего было, заслонка, где бревна были, переломилась, а они шли как раз, так все бревна на них и скатились горой.
Девушка рыдала, зашла я, поведала ей про тот вариант, расплакались позже совместно. Девушку Маша звали, осталась от супруга комната, да сын Максим чуток более года. Осталась я у нее спать, путь-то длинный, и снится мне сон, прибывает Никифор:
– Помогла-то настойка?
– Помогла, и как отблагодарить не знаю даже.
– А я скажу как. В половице прямо у двери средств мало собрал, я желал сыну дать, да видеть, не суждено, пусть хоть внук порадуется. Да и ты себе половину бери.
И пробудилась сходу, уже утро было. Рассказала Маше, глядим, вправду там средства оказались, да произносить про деление не стала, не мои средства не мне и хватать.
Пришла домой, все как традиционно несчитая 1-го: в Бога сейчас верю всей душой, кабы не он, не было бы моего мальчика, внуков, да и наверняка веры тоже».
Вот таковая вот деяния приключилась в дальнем 1918 году на хуторе около Мариуполя. Лесов тут уже нет, хутор вымирает, осталась два старушек, вот кладбище осталось, а Никифора с сыном перенесли на его местность( кладбища) в 70-х, когда вырубали лес и отыскали 2 могилы с каменными крестами и выбитыми имена, старые люди их еще помнили, так и узнали кто это, перезахоронили, собирали всем хутором средства, а люди, что перезахоронили, разговаривали, что останки практически как прессом раздавило. Я эти могилы хозяйка видела, мне их произнесли, где отыскать, да и находить особенно не довелось, кладбище-то махонькое, выяснила об этом от старушки, Марины Ивановны, бабушка 34-го года, было это лет 5 обратно, жива она вданныймомент или нет, не знаю, но человек она чрезвычайно хороший.