Дело было около двух лет назад. Училась я тогда в школе. Все свехьестественное жутко любила, да и сейчас тоже. Главное, верила во все это и во всем видела паранормальное.
И вот, чудо. В школе кто-то заговорил о том, что в заброшенном корпусе больницы прохожие видели что-то белое, как думали – призрака. Естественно, эта новость громко обсуждалась в классе.
Собрались мы, значит, наведаться к тому “призраку” в гости. Дома, в интернете, нашла много информации на форуме, где давно обсуждали новость.
Рассказывали, мол, раньше была там детская психбольница, и дети выпрыгивали со второго этажа. Кто-то говорил, что была это обычная больница, стоявшая там еще до революции, а у директора больницы умерли дети, и одно из надгробий до сих пор стоит у окна, и люди видят портрет девочки.
Нашли мы тот дом на карте (адрес был указан на форуме) и отправились туда тем же вечером, (часов, эдак в восемь).
Было нас четыре человека: Леша, Аня, Маша и я. Январь выдался морозный. Я готовилась к походу основательно: компас (я слышала, что в паранормальных местах стрелка крутится очень быстро), огромный фонарь на аккумуляторе, соль, чеснок, фотоаппарат.
Добирались на автобусе. У всех было приподнятое настроение. Приехав, мы увидели трехэтажное красное здание, с целыми окнами. Рядом медицинский институт. Стали ходить вокруг дома, искать вход.
Зимой темнеет рано, время приближалось к половине десятого, когда Леха сломал замок (ну не дети, а вандалы). Зашли. Внутри было темно и пыльно. Кое-где старое медицинское оборудование. Я вручила Аньке компас, и она, как самая трусливая, осталась у двери. Соль я держала в руке, во второй руке был фонарь.
Поднялись мы на второй этаж, но и там, к огромному сожалению, ничего не нашли. Стало совсем темно, холодно и страшно, поэтому на третий этаж не было сил идти, все равно везде одна и та же картина: паутина, мед. оборудование, облупившаяся краска, доски… тут мы услышали громкий крик. За секунду сообразив, что кричит Анька, мы рванули вниз по лестнице. Леха бежал впереди меня и когда он споткнулся на лестнице, мы все полетели вниз.
Как оказалось позже, Ане что-то послышалось в соседней комнате. Там что-то зашаркало. Тут страшно стало даже мне. Поэтому, я вручила Лехе фонарь, и он отправился туда. Мы ждали, переглядываясь, и слушали тихие шаги Лешки. Он остановился у двери, вглядываясь в комнату. “Крысы” – осипшим голосом, от долгого молчания, произнес он.
Мы дружно выдохнули и решили собираться домой.
Когда мы вышли из дома, было около одиннадцати. Шли домой (мы жили в одном районе) пешком переулками, не выпуская здания из вида.
“Дай фонарь, не видно нихрена” – чуть не сматерился Леха.
Я полезла в портфель: “Нету” – голос мой осип.
“Как это нет?!” – возмутился он.
Тут я увидела бледное лицо Аньки, смотревшей в сторону старой больницы, и, повернувшись туда, чувствовала, что вот-вот упаду в обморок… из окна больницы виднелся приглушенный свет фонаря.
Что было дальше, помню смутно.
История довольно-таки давняя. Насчет правдивости – ручаться не могу. Но, судя по тому, что случай не единичный – вполне возможно, что не выдумка.
За несколько лет до начала Великой Отечественной войны в семье сельских жителей Киреевых родилась девочка Анюта. Малышка была пятым по счету ребенком и, в сущности, ничем не отличалась от своих братьев и сестер – светловолосая, румяная, крепенькая. Впрочем, родители порой замечали за ней кое-какие странности. Так, например, лежа в своей люльке, она могла долгое время смотреть куда-то своими широко раскрытыми зелеными глазами и при этом практически не двигаться. Или же, перебирая нехитрые, сделанные отцом, игрушки, вдруг начинала вести себя так, словно бы играет не одна, а с кем-то невидимым. Однако же, тогда родителей это ничуть не тревожило, напротив – они не могли нарадоваться на свою спокойную и некапризную девочку.
Опасения возникли чуть позже, когда Анюта подросла и научилась говорить. Она продолжала общаться со своим, видимым лишь ей одной, другом. На вопросы родных отвечала, что разговаривает с неким дедушкой. С ее слов, дедушка был невысок ростом, с длинной седой бородой. К тому же, девчушка уверяла, что он очень добрый и ничего плохого ей не делает. Вот тут-то и забили тревогу родители. Показывали дочь местному фельдшеру и даже возили в районную больницу, вердикт был одним и тем же – ребенок здоров, отклонений нет.
А тем временем слухи о том, что у Киреевых девочка «не в себе», поползли по всему селу. Кто-то стал сторониться Анютки, кто-то – открыто показывал пальцем, называя дурочкой. Малышка же, несмотря ни на что, все продолжала твердить о своем добром дедушке.
Вскоре началась война. Отца семейства призвали на фронт, мать осталась с детьми одна. В один из поздних осенних вечеров Киреевы сидели дома за скудным ужином. И вдруг пятилетняя Анюта резко вскочила и, уставившись на дверь, пронзительно закричала: «Дедушка! Не уходи, дедушка!». В следующую секунду из глаз ребенка брызнули слезы. А еще через мгновение девочка уже неслась прочь из дома в темноту. Испуганная мать ринулась за ней. Все четверо братьев и сестер последовали примеру мамы. Но маленькая Анюта бежала удивительно быстро, и догнать ее оказалось делом нелегким. Так, выбежала она за околицу и устремилась куда-то в поле. Семья, пытаясь не потерять малышку из виду, бежала следом.
Но вот Анютка резко остановилась. Мать и остальные ребятишки подскочили к ней, дабы узнать, что случилось. Вдруг до них донесся громкий рев самолета и ужасающие звуки взрывов. Враги бомбили их село…
Вернулись Киреевы к руинам – от дома практически ничего не осталось. Как и от множества соседских домов, под развалинами которых остались погребенными их жители. Та же участь несомненно постигла бы и наших героев, не выбеги они тогда вслед за девочкой…
До конца войны Анюта и ее семья прожили в чудом уцелевшем доме родственников, а после, когда вернулся отец, отстроили себе новое жилище. О судьбе самой Анюты мне, к сожалению, ничего не известно. Кто знает, быть может, добрый дедушка, помогший ей спасти родных, не оставил ее и в дальнейшей жизни.