– “Моя принцесса”, так я ее называл, мою доченьку… – Рассказывал попутчик, – Она была моей маленькой феей, волшебницей. Она была моим лучшим другом. Она не была капризной врединой, как другие, она была образцовой, моя маленькая королева, моя Ксюшенька…
Я помню, как мы гуляли во дворе, и она вдруг сказала: “Мне приснилось, что я умерла”. Я опешил от таких заявлений, просто остановился и вытаращил глаза, а она продолжала говорить и идти: “Папуль, а почему ты меня хоронил в закрытом гробике? Я что, такая некрасивая?” Она смотрела на меня своими зелеными, как весенняя трава, глазами. – Что ты такое говорить, доченька? – наконец очухался я.
А она уже убежала в песочницу. Она уже забыла.
Я помню, это был четверг. Прошло уже два месяца с того случая. Я поехал за дочерью в детский сад. Все дети играли на улице, я вглядывался в их миловидные лица в надежде увидеть родные глаза. “Может, не захотела идти на улицу”, подумал я.
– Так Ксюшку ваш брат забрал, сказала абсолютно спокойно беспечная воспитательница, лопая пузырь из жвачки.
– Какой брат? Я один в семье! – взбесился я.
– Она сказала, что знает этого дядю.
Я обзвонил всех родственников, всех друзей, соседей. Как всегда, никто ничего не знает. Я обыскал все детские площадки в округе – ничего. Последней надеждой были менты, хотя, я прекрасно понимал, что им не нужна моя беда, они тупо просиживают свой зад за ничтожные копейки. Но именно они и нашли мою дочь. Нашли в 10 километрах от города спустя 5 дней, нашли расчлененную, нашли обезображенную, возле высокой березы. Она была закопана не очень глубоко, на метр под землей. Это была моя принцесса…
Он пришел в полицию через неделю, сам сдался. Он отрезал ей руки, ноги, голову, а ее маленькое тельце разрезал пополам, завернул каждую часть в полотенце, уложил в отдельный черный пакет. Педант.
На суде он не раскаивался. Во время процесса он не сводил с меня глаз, своих черных, бездонных глаз.
Он изнасиловал и убил мою единственную дочь, мою Ксюшеньку, мою принцессу, мою непорочную фею…
– И куда ты теперь? – задумчиво спросил я попутчика.
– В монастырь поеду, в этом мире уже ничего не держит. Ладно, счастливо тебе, моя станция.
Я по привычке достал сигарету.
– Молодой человек, имейте совесть? Не курят в поезде, понимаете, не курят! Раньше в тамбуре было можно, а теперь нет. А вы в вагоне с сигаретой, ну как как дитя малое, ей-богу! – отчитывала меня проводница.
Привычка, знаете, страшное дело.
Мне оставалось ехать еще пару часов. Исповедь мужика, подсевшего ко мне, подкосила меня. Я еще долго вглядывался в мелькающие за окном вагона березы, высокие березы.
Я знаю, что здесь нет никакой мистики, просто в очередной раз хотелось показать, как жестока жизнь. Даже к детям жестока.