Итак, приключилось это на западе СССР, где-то году в 1935-36. Представьте себе маленький поселок, практически место: пару фабрик, некотороеколичество учреждений и т. д. Все друг друга знают, и все знают, куда лучше не толкать собственный нос… И не лишь его…
Но вот единожды с проверкой, видится, по торговой доли, приехал чрезвычайно большущий шеф, да не из области, а из самой Москвы. Неизвестно, то ли местные чины его так опасались, то ли желали элементарно представить родное почтение, но они организовали в одном из питейных заведений в местном саде пир в честь высочайшего посетителя. Однако, размышляю, всем ясно, какого уровня может быть схожее убежище в небольшом местечке: там даже туалета приличного не оказалось. Поэтому, когда последствия возлияний отдали о себе ведать, ценный товарищ…( ах, какой-никакой приятель) отошел справлять нищету к убогой, полуразвалившейся кабинке.
Но чуть он приблизился уже к сортиру, как увидел достаточно недурную евреечку, одетую в чрезвычайно модное платьице. Она предложила ему уединится в близлежащих кустах для, скажем так, удовольствий и удовольствий. Ответственный порученец решил, что сия персона не шибко томного поведения была умышленно для него припасена устроителями бала, и не стал противоречить против ее предписания. Они отправь в кустики, и зелень сомкнулась за ними. И они разоблачились и приблизились друг к другу. Но в тот самый-самый момент, когда шеф уже присовокупил нефритовый стебель, само собой, к бесценной жемчужине, в очах его потемнело, и он взвыл от дичайшей боли. Когда он сумел созидать, то узрел, что прелестной еврейки нигде нет, а там, где еще нетакдавно находилось его, так скажем, амбиция, сейчас кровоточила большая рваная ранка. На вопль сбежались люди, вызвали доктора и милицию.
Случай этот местные органы расследовали сонно, неглядя на суровые нагоняи сверху. Короче разговаривая, так и не отыскали они преступницу. Криминалисту так и не получилось найти никаких вещественных улик, а очевидцев не нашлось ни 1-го. Следователь же разъяснил потерпевшему, что единственная информация, которой владеют органы правопорядка относительно данной летописи, смахивает на легенду и абсурд несознательных мракобесов, благодарячему лучше дело прикрыть, чем под нарекания в мракобесии угодить.
«Информацию» эту, о которой объяснял следователь, из местных знали почтивсе старожилы такого города. Это была деяния о несчастной девушке Циле, дочери сапожника Пинхуса Блайха. Во время гражданской борьбы, когда в городке стояли белоснежные, некоторый коммунист, а он еще был евреем, сделал неудачное покушение на местного коменданта. Это и послужило предлогом для еврейского погрома. Тогда на Цилю напали двое погромщиков и попробовали ее изнасиловать. Она же, отбиваясь, откусила одному из них мужской орган, и ее уничтожили. Через пару недель после погрома привидение с лицом Цили, но в чрезвычайно популярном наряде, какового Циля при жизни не носила по фактору застенчивости и бедности, соблазнил этого самого коменданта, также оставив его без мужского плюсы. Далее было еще немало схожих случаев и, что примечательно, не лишь с белогвардейцами, но и с самыми различными мужчинами, в том числе даже с евреями. Продолжались же эти странноватые действия, как разрешено взятьвтолк из рассказа, и после установления русской власти.