Эту историю мне рассказала моя бабушка когда я отдыхала у нее в деревне. Писать буду от ее лица.
Жила у нас в Белоусово женщина. Несчастливая она была, просто еще в свои двадцать семь у нее муж умер. Умер то по глупости своей, пил много. Афонька-дурачок его звали, так мужик то был не глупый, а просто вел как дурак себя когда напьется, пил же он довольно таки часто. Из за своей же страсти к водке и умер, а ведь предупреждение получил, но все равно пил.
Так вот, приходит он ко мне когда то и говорит:”Ой, Сонюшка, ой беда то случилась со мной. Сплю я и вижу сон, снится мне мой друг покойный, Мишка. Говорит, что если не остановлюсь пить то умру скоро. А я ведь не могу. Эта водка меня уже в могилу то так и тащит.” Говорит и прямо рыдает. Ну мне его жалко стало и я успокаивать начала. Мол, ты Афонька не плачь, не страдай. Пить перестань, умойся, в порядок себя приведи. А он нет, плачет и как будто отказываться от водки не собирается.
Я уж на следующий день его пьяным увидела. Лежит на снегу, весь неопрятный такой, грязный, водкой несет. Вот кстати поэтому он и умер, упал и замерз. От своего пьянства даже со снегу встать не смог.
Я тогда сидела, слушала бабушку и думала, зря он тогда своего друга не послушал, гляди и живой бы был.
Тогда я работал в детском лагере. Случилось всё прямо перед началом сезона. Все дела были сделаны, лагерь был готов к приезду детей. Делать особо было нечего, время близилось к часу ночи, и одна из самых старых вожатых (старых в том смысле, что она там работала уже не первый год) предложила повызывать духов. Я отнёсся скептически, но остальные всё-таки уговорили меня поучаствовать.
Вскоре были приготовлены иголка, нитка и кусок обоев с начерченным на нём алфавитом. Все сели в круг и взялись за руки, причём вожатая наказала ни за что их не разрывать. «Сеанс» начался. Я с плохо скрываемой улыбкой наблюдал эту вакханалию.
— Дух лагеря, ты тут? — спросила вожатая. Ничего не происходило, и она повторила этот вопрос несколько раз. Я улыбался всё шире и собирался уже что-нибудь пошутить, как вдруг иголка резко дёрнулась на в сторону написанного слова «ДА». Хотел бы я видеть своё лицо в тот момент…
— Дух лагеря, ты добрый?..
Иголка дёрнулась в сторону слова «НЕТ».
— Дух лагеря, ты согласен отвечать на наши вопросы?
Опять «НЕТ». Меня начало мутить, и я стал высвобождать свои руки. Девушка, которая держала их, схватилась крепко за мои кисти, пытаясь удержать, но я резко вырвался и ушёл. Так бесславно завершился «сеанс».
Выйдя на улицу, я побежал попить воды к фонтанчику. За мной следовали коллеги и спрашивали, зачем я отпустил руки, но я ничего им не отвечал. До сих пор помню, как колотилось сердце в груди. Обои с алфавитом вожатая куда-то выкинула — никто её и не спрашивал, куда именно, все остальные боялись взять их в руки вообще.
После этого на протяжении всего сезона мы из комнаты вожатых ночью слышали странные шумы и шаги в пустых помещениях. Дети постоянно жаловались на головную боль, на нас тоже иногда ни с того ни с сего нападало недомогание. А однажды утром одну молодую вожатую увезли в «скорой». По её словам, когда она вечером делала обход, на неё в одном из пустых коридоров напало какое-то существо и очень сильно толкнуло в грудь. Разглядеть его она не успела, но была уверена, что это был не человек. Из-за падения у неё треснул копчик. Ещё пару дней спустя дети где-то наткнулись на мусорный мешок, в котором находилось что-то непонятное. Я и ещё один вожатый по наводке детей пошли к мешку. Такого я в жизни я никогда не видел: в мешке лежал какой-то позвоночник, что ли, весь в крови…
Вскоре после этого я уехал на один день отдохнуть в город. По возвращении в лагере меня встретила траурная обстановка. Из разговора с вожатыми я узнал, что дети тоже решили развлечься и ночью кого-то вызывали — естественно, без вожатых. Утром одной юной «оккультистке» стало очень плохо, и её увезли в больницу. Что именно было с ней, мне так никто и не рассказал.
В конце сезона, когда дети разъехались, мы приводили в порядок лагерь. Складывая матрасы и постельное бельё, нашли давешний обрывок обоев под матрасом той самой девочки, которую увезли в «скорой». Истерика была у всех. Посовещавшись, эту проклятую бумажку сожгли в печи. Больше я в этот лагерь не возвращался.