«Один на всех и все на одного»
С самого раннего утра настроение у меня было, мягко говоря, не очень. Причина была более чем серьёзная, ведь сегодня – первое сентября. На улице солнышко, птички летают, душа требует приключений, а мне в школу тащиться. Чёрт бы побрал эту школу. От тоски хотелось выть, от родителей никакого сочувствия. Они ещё и подкалывают: «Соскучился по школе?». Соскучился, твою дивизию, ещё месяца три её бы не видеть.
Я стоял перед зеркалом в белой рубашке, джинсовых штанах и при галстуке. Вид у меня был настолько кислый, как будто мне в рот затолкали лимон и сжали челюсти. «Ладно, — думал я, — потерплю последний год, девятый класс, а в десятый не пойду даже под пистолетом». Оглядев себя ещё раз критическим взглядом с головы до ног и пожалев, что не перебил все зеркала в доме, я сказал родителям:
— Надо бы галстук снять, а то я, чего доброго, ещё возьму да повешусь на нем от тоски.
— Дурь на себя не напускай, – сказал отец, — тебе уже четырнадцать, не будь ребёнком.
Мама вручила мне здоровенный букет – подарок для классной руководительницы.
— Чёрт, — я окончательно расстроился. Лично я хотел ей подарить не цветочки, а какую-нибудь жабу.
Путь до школы я прошёл как пленный, разве что руки за головой не держал и, скорее всего, не держал потому, что в руках тащил этот чёртов букет. Перед линейкой родители сделали несколько фотографий и удалились, оставив меня с ребятами. Я сидел на заборе и старался держаться ото всех подальше, и не потому, что у меня были какие-то проблемы в классе, а потому что я сам по себе одиночка. Нет, я не нелюдимый и могу рассказывать что-нибудь часами, и совсем без общения мне скучно, просто для полного счастья мне порой нужно побыть одному, и такое случается довольно часто. В классе за всё время я сумел найти общий язык только с шестью одноклассниками, остальных двадцать человек для меня просто не существовало, как и я для них.
Класс у нас был особенный. Уже с первого класса нашим родителям подчёркивалось, что в классе нет дружелюбной атмосферы и вообще подобрались одни придурки. В шестом классе нас хотели расформировать, т.к. детки были совершенно неуправляемые, а я был для учителей особенным кошмаром. Но дальше разговоров о расформирования класса дело не пошло. В классе постоянно над кем-то издевались, постоянно у кого-то вымогали деньги, пробовали достать и меня, пробовали, но обломались. Ну, честное слово, неинтересно прикалываться над тем, кто вообще не реагирует, сидит с абсолютно каменным лицом и остекленевшими глазами. Сидит и смотрит в одну точку. Сидит, но если встанет, то кто-то ляжет. Отметелить я мог жестоко. После нескольких попыток в четвёртом классе от меня отстали, и я занял своё излюбленное положение в этом коллективе. Не пешка, но и не король, меня это устраивало.
Там, сидящим на заборе, меня и нашёл Никита.
— Серёж, — сказал парень, — у нас новый в классе появился. Знаешь?
Я спрыгнул с забора и, глядя Никитке в глаза, начал молча на него наступать.
Мальчишка отступил от меня на несколько шагов, затем споткнулся и шлёпнулся на асфальт. Я помог ему подняться, а затем сказал:
— Что ж, надо познакомиться с новичком поближе.
— Серёж, — сказал Никита, — почему мне не по себе от твоего взгляда?
— А что с моим взглядом?
— Он какой-то бешеный у тебя, Серёж.
— Это потому, — сказал я, — что я увлекаюсь мистикой, вы это знаете. Вот вы и внушили себе, что я могу мысли читать.
— Может быть.
Я стоял и смотрел на новичка. Щуплый, невысокий парень, по комплекции такой же как я. Он улыбался, он ещё не знал, куда попал и кто он есть. Он – добыча. Ягнёнок. Я могу с первого взгляда на человека понять кто он. И этот парень – добыча. Не было у него того волчьего огонька в глазах, как у меня, не мог он вцепиться руками в глотку. Я не знаю, как я это определяю, но я знаю, что не ошибаюсь.
Я подошёл к нему и протянув руку, представился:
— Сергей.
— Влад, – ответил парень.
— Хочу тебя предупредить, – сказал я, – здесь все по понятиям живут.
— По каким ещё понятиям? – Не понял Влад.
— По воровским, – пояснил я.
— Ты тоже по ним живёшь?
— В гробу я видал понятия, — сказал я, – и нашего авторитета, Руслана, я тоже видел в деревянном пирожке, начинённом мясом.
В классе к Владу подошёл Руслан и сказал:
— Ты у нас новенький, наших правил не знаешь. Хочешь жить спокойно, тащи завтра пятьдесят рублей.
Прошло несколько дней, Влад не всегда приносил деньги. Откуда он их возьмёт? Он же не работает. И наши придурки определили, что парень «лох». И началась для него «весёлая» жизнь.
В один из тёплых деньков бабьего лета Славка дожидался меня возле школы после уроков. Зря дожидался, меня вообще не было в школе в тот день. Не увидев меня в толпе ребят, он подошёл к Марии и поинтересовался:
— Не знаешь, где Серёга?
— Там, где обычно, – ответила девчонка.
Я лежал и загорал в высокой траве на кладбище, находящемся в пятнадцати минутах ходьбы от школы. Рядом со мной была какая-то старая могила. Я услышал шаги и повернул голову. Передо мной стоял Славка.
— Ну, Серёга, ты даёшь! На кладбище загорать! Что, опять нечисть искать пришёл?
— Нет, Слава, я пришёл искать покой и уединение.
— Что ты пришёл искать?
Я ему пропел:
«А на кладбище так спокойненько
Ни врагов, ни друзей не видать.
Все культурненко, все пристойненько.
Исключительная благодать!»
Я протянул руку и сказал:
— Помоги встать.
— Ты, Серёжа, уже и встать не можешь?
— Ноги болят. – ответил я.
У меня лет с одиннадцати время от времени болят ноги, да так, что ходить начинаю, как старый дед.
Мы потихоньку вышли с кладбища, и я поинтересовался у друга:
— Если в твоём классе начнут над кем-то издеваться, как ты поступишь?
— Я поступлю так, как мне прикажет совесть, – ответил друг.
На следующий день в школе мне устроили разнос по поводу пропуска занятий.
— Ты где вчера был? – Орала Вера Михайловна, наша классная руководитель.
— На погосте.
— Где?
— На кладбище загорал!
— Совсем спятил?
Я молчал, вопрос не нуждался в ответе.
— Надо отца в школу вызывать.
— И что он сделает? – Я посмотрел на учительницу. – Выпорет меня? Только мне это пофиг! Я тогда из дома вообще смотаюсь! Думаете, не сделаю? Сделаю! И кому от этого лучше будет? Вам? Отцу? Мне? Никому!
Учительница была ошарашена моим напором, она привыкла, что я вообще не огрызаюсь.
Вернувшись в класс, я наткнулся на растерянный вид Влада и улыбки наших придурков.
— Что случилось?
— Серёж, пока я был на перемене, кто-то поломал все мои авторучки и порвал тетради.
Я почувствовал, как во мне поднимается чёрная волна негодования. Молча вытащив ручки из сумки и вырвав из своих тетрадей листы, я дал ему, а затем повернулся, чтобы уйти, хотел смыться из школы. Смыться не удалось, на первом этаже меня поймала учительница и за руку привела в класс. «Ну, погодите!», подумал я. Урок алгебры у нас проходил в кабинете музыки (как ни странно). Меня вызвали к доске, я молчал как пень, ибо учебник даже в руки не брал.
— И долго ты будешь, как истукан, стоять и молчать?
— Сейчас все будет нормально! – Я подмигнул классу, прогулялся до шкафа, вытащил из него гитару и перебирая струны, заорал:
«Винишко стало дорожать, зарплаты стало не хватать.
Не порезвиться, не опохмелиться!
А возле дома у ларька теперь уж не попьёшь пивка,
Осталось петлю завязать и удавиться!»
Учительница вышвырнула меня из класса как кота, за шиворот. Следом вылетел мой рюкзак. Чего я, собственно, и добивался своим поведением. На следующий день вызвали отца в школу, а директору на стол отправилась докладная на меня. Только мне от этого ни холодно, ни жарко.
Звонок уже прозвенел, дети шли домой, и позади всех шёл Влад. Вид у парня был жалкий. Я к нему подошёл, он, глядя на меня без всяких вопросов с моей стороны, начал рассказ.
— После твоего концерта с гитарой учительница куда-то вышла, а Руслан вместе с Антоном затолкали ногами меня под парту. Я больше так не могу, со мной ещё не было такого.
Я молча его выслушал и сказал:
— А по морде дать не пробовал?
— Они сильнее!
— Нет, Влад, здесь физическая сила не главное, здесь главное — сила духа. У тебя нет зверя внутри, поэтому с тобой это и происходит.
Шло время, над парнем продолжали издеваться, я старался не вмешиваться. Начал потихоньку втягиваться в учёбу. Наступила поздняя осень, и как всегда в это время, тяга к приключениям у меня исчезла до весны. Я перестал валять дурака, и оценки в дневнике у меня заметно улучшились.
В один из дней я пришёл в школу и услышал шум в коридоре. Наши придурки запихали Влада в женский туалет и снимали на телефон. Я был в тихом шоке, и это девятый класс!
Пройдя к туалету и оттолкнув Антона, я увидел Влада. Он был избит и лежал на кафельном полу. Я присел перед ним и поинтересовался:
— Кто это сделал? Я спрашиваю, кто это сделал?
— Костя и Антон.
— Кто был главный?
— Костя.
— Останутся от него одни кости, – сказал я.
Я больше не мог оставаться в стороне, иначе мне было бы стыдно смотреть на себя в зеркало.
Когда на следующей перемене Костя вошёл в туалет, я прошёл за ним следом. Он увидел меня в зеркало, висящее на стене.
— Серё…
Больше ничего сказать он не успел: я ударил его кулаком в основание черепа, потом, взяв руками за волосы, дважды приложил лбом об стену, а затем ударом в коленный сгиб поставил его на колени. Одной рукой держа его за волосы, другой сдавливая кадык, я прошипел ему на ухо:
— Если ты ещё раз тронешь Влада, я утоплю тебя в унитазе. Понял меня? Верь мне! Так и будет.
Он продолжал лежать на полу, а я, перешагнув через него, вышел. Никто так и не узнал, что случилось между нами.
Ударили морозы, и выпал первый снег, уже несколько дней Влада никто не трогал, и я понадеялся, что всё позади. Какая ошибка! За эти месяцы я с ним довольно крепко сдружился, он был обычным домашним мальчишкой, не привыкшим к жизни в жестоком коллективе. В тот день я решил снова прогулять школу. Нагулявшись по городу и надышавшись свежим морозным воздухом, я возвращался домой.
Проходя мимо школы, увидел картину, от которой волосы у меня стали дыбом: трое незнакомых мне парней прижимали Владика к мусорному баку, один из них зашвырнул в мусорку его портфель, а двое других, взяв за ноги Влада, отправили туда и его самого. Вниз головой. Сделав своё чёрное дело, хулиганы ретировались. У меня мороз пробежал по спине. Я подбежал к мусорке, он вылез из недр бака, весь грязный, перепачканный помоями и Бог невесть чем.
Я молча помог ему оттуда вылезти. Влад захлёбывался слезами. Я с минуту разглядывал его в упор, а затем сказал:
— Всё будет нормально, дома тебя отстирают, а с придурками я как-нибудь разберусь.
— Я дома один, мама с работы ночью придёт, – сказал спасённый из помойки.
— Идём ко мне.
Я отомкнул дверь в свою квартиру и отошёл в сторону, парень понял меня без слов и прошёл в мой дом. Я замкнул дверь и молча указал пальцем на дверь спальни, Влад туда последовал. «Хорошая игра молчанка, — подумал я, — чем меньше слов, тем больше понимания».
— Снимай свои тряпки, — сказал я, – и клади в бак в ванной, бабушка часа через два придёт и постирает.
Я полез в шкаф и вытащил оттуда свитер, штаны и старую куртку. Швырнув это все ему, я сказал:
— В этом домой пойдёшь. Вернёшь потом.
И он вернул через несколько дней.
— Зачем ты это для меня делаешь?
— Один мой друг посоветовал мне поступать так, как велит мне совесть, а она мне велит поступать так, – сказал я Владу.
— Но, Серёжа, ты же тоже черт знает что в школе делаешь!
— Я хулиганю, — ответил я Владу, – но у меня есть честь, а у них её нет.
Владислав осматривал мою комнату. Воистину, такого он ещё не видел. Стены, обклеенные картами, книги на колдовскую тематику на полу, три аквариума и статуэтка человека с волчьей головой на тумбочке.
— А это кто? – Влад потрогал статуэтку.
— Анубис. Египетский бог смерти.
— Поэтому тебя побаиваются в классе? Ты занимаешься колдовством? Ты можешь читать мысли?
— Ничем я не занимаюсь, Влад, это я просто читаю. Это всего лишь книга. Мысли я читать не умею, а вот понять человека с первого взгляда могу. Я, как только тебя увидел, понял, что ты жертва.
— Я, Серёж, уже думаю, как покончить со всем этим.
— Ты про самоубийство, что ли? Жизнь — это игра, самоубийство – дезертирство, смерть — проигрыш. И что, ты думаешь, убив себя, все будет хорошо? Ты даже не знаешь, какие твари обитают по ту сторону жизни, в том мире, – я показал на зеркало.
— А ты знаешь, Серёж?
— Знаю, там обитают демоны, я видел одного из них. В зеркале. Я это самое зеркало кулаком разбил не далее, чем полгода назад. При этом порезал руки. Это было здесь. В этой комнате. И эти твари будут рвать тебя на куски, день за днем, и ты узнаешь, что такое настоящее страдание. Ты думаешь, умрёшь, и все заплачут и побегут к тебе на могилку. Понесут веночки и яички? Единственный человек, который опечалится, это твоя мама, твой папа вряд ли, он даже забыл, как ты выглядишь. Ушёл к другой. Эти гопники, они только обрадуются. Мне будет по барабану, мне половина в этой жизни глубоко по барабану. Никто тебя не пожалеет, кроме тебя самого. Борись. Ты что думаешь? В нашем классе всего пятеро придурков, остальные просто боятся этого Руслана. Ты знаешь, я, когда мне было двенадцать, тоже хотел утопиться, прыгнуть с моста в реку. Зимой. Постоял на мосту, подумал, потом плюнул и отправился домой. Мне в тот момент казалось, что вагончик жизни покатился под уклончик. А когда летом меня загнали собаки на яблоню, дьявольски жить хотелось. И там, сидя на дереве, я понял: нет ничего ценнее жизни. Да, я люблю рисковать, я смерти не боюсь, но и самоубийством кончать не буду. Что бы ни случилось. Поверь, этот кошмар скоро кончится. И почему ты не скажешь матери, что происходит?
— Я не хочу видеть её истерику. Что она сможет сделать?
— Перевести тебя в другую школу. И научись же ты морду бить наконец.
— Я умею.
— Умеешь, тогда набей мне. Давай! Давай, набей.
Он атаковал меня кулаком, я этот удар отбил.
— Давай, делай это.
Я заставлял его нападать на меня, если он отказывался, я начинал атаковать Влада сам. При этом стараясь бить несильно. Он уже успел сказать, что не справится со мной, я ему ответил, что он на самом деле сильнее меня, просто боится бить в лицо. После того как я пропустил три неслабых удара и свалился на пол, я ему сказал:
— Завтра то же самое сделаешь гопникам.
И наступило «завтра». Около школы меня отхватил Руслан.
— Серёг, – начал он, – ты же нормальный пацан, что ты лезешь за всякую дрянь заступаться.
— Тебе не понять, – сказал я ему, – для тебя слова «честь, дружба, человечность» — ничто по сравнению со «шлюхи, пиво и бабло».
В школе я подготовился к уроку и решил прогуляться по коридору. Вернувшись в класс, увидел, что у меня слегка дымится рюкзак, оставленный на стуле. Я не кинулся его тушить, а спокойно подошёл и посмотрел. В нем были дыры и не от огня. Кислота. Я подошёл к Руслану и посмотрел ему в глаза, я видел в них только усмешку.
— Голову бы тебе свернуть, – сказал я Руслану.
— Нас пятеро, а ты один.
— Вы мне хоть тайм-ауты давать будете? — Поинтересовался я. — Чтобы ваши трупы оттаскивать.
— А ты попробуй! – Руслан занимался боксом, и в честной драке шансов у меня был ноль. Но кто сказал, что я буду драться честно? Я слегка отвернулся, а затем резко зарядил ему ногой ниже пояса. Руслан аж побагровел от боли, а я, схватив его за волосы, со всей дури приложил боксёра носом об парту. Его шестёрки так оторопели, что даже не пошевелились. Руслан завывал, лёжа на полу, закрыв лицо руками. И куда вся крутость делась? Я присел рядом с ним и убрал его руки от лица. Нос я ему сломал.
— Кажись, ты, Руслан, говорил, что я не справлюсь с рыжим тараканом на кухне? На каждого быка найдётся своя кувалда.
В медпункте Руслан так и не сказал, кто ему сломал нос. Не сказал ни родителям, ни директору. Это было плохо, значит, он решил мне отомстить.
В течение последующих несколько дней я находил в почтовых ящиках записки, сделанные неопределённым почерком, следующего содержания: «Ты труп. Готовься к похоронам. Жить тебе осталось несколько дней». В один из декабрьских дней я возвращался из школы домой. Было яркое солнце, поэтому, когда я вошёл в тёмный подъезд, я на мгновение потерял способность видеть. Поднимаясь по лестнице, я услышал сзади шаги, а затем на мою голову обрушилось что-то тяжёлое.
Темнота раскололась на тысячу звёзд. А сверху меня с воодушевлением колотили чем-то тяжёлым и пинали ногами. Я пробовал встать, но очередной удар пригвождал меня к земле. Я инстинктивно чувствовал, что на спину лучше не переворачиваться. На шум выскочил Валерий. Немолодой мужчина, живущий на первом этаже. Увидев, что происходит, Валерий с кулаками набросился на троих моих обидчиков. Только сейчас я сумел перевернуться на спину и посмотреть, кто на меня напал. А напали на меня те самые трое незнакомых придурков, которые Владика запихали в мусорный бак. У одного из них была в руках доска. Доска, которая валялась в подъезде уже с год. Один из придурков прыгнул на спину мужику, но тот его стряхнул ударом об стену. Второго он спустил с лестницы пинком под зад, третий из идиотов достал нож.
— Положи его, мальчик, – сказал Валерий, — я в Афгане душманов пачками укладывал, а они были поотмороженней тебя.
Парень секунду раздумывал, потом рванул к выходу, а за ним и все остальные.
Как ни странно, травмы я получил лёгкие, меня защитила толстая шапка, свитер и дублёнка. А дальше милиция, заявление на неизвестных хулиганов, составление фоторобота, я так и не смог их описать в деталях. Не смог это сделать и Валерий.
Несмотря на совет родителей, дома я сидеть не стал. Также как не стал говорить отцу о своих проблемах. Отцу не стал говорить, зато рассказал брату и Вячеславу. Брат работал по сменам и, когда мог, начал меня встречать из школы, а с Вячеславом я гулял вечером. Двое лучше, чем один. От Влада отстали, теперь принялись за меня, причём воспринимали меня не как козла отпущения, а как врага. Так прошло две недели.
Как-то раз, придя в школу, я увидел топчущегося у класса Влада.
— Что, опять?
Я вошёл в класс и получил совком по голове, а затем меня принялись дубасить впятером.
Били они серьёзно. Я, вырвавшись, схватил стул и огрел одного по спине. Вошедшая классная руководительница увидела следующую картину: пятеро перепуганных «невинных» деток и полоумный Серёжка со стулом. Что она подумала, объяснять не надо. Подставили они меня на славу.
А дальше вызов родителей, «ваш сын социально опасен, чуть не покалечил детей», «ведите его к психиатру», ещё одна докладная директору на стол. Я даже не пробовал оправдываться. Смысл? Родители мне и так поверили, они знают, что я спокойный как удав. А администрации ничего не докажешь, они на меня злые за все мои выходки.
Пришла весна, страсти улеглись, но чувствовал я: это затишье перед бурей. И не ошибся.
Я, Влад и Слава гуляли втроём тёплым апрельским вечером. Меня не покидало чувство, что за нами следят. Стало смеркаться, на небе зажглись звезды, а в окнах огни. Надо расходиться. Влад пошёл к себе домой, а я решил его негласно проводить. Около собственного подъезда, на Влада напала та самая троица, что чуть не убила меня в подъезде. А ведь они не с нашей школы, иначе я бы их знал. Они затащили Влада в открытый подвал дома. Я подошёл к тому подвалу, его открытая дверь напоминала разверзшуюся пасть, и мне стало не по себе. Я шёл по тёмному подвалу, капала вода, впереди горел свет и слышались голоса.
— Что, козёл, доскакался? Конец тебе, а потом мы твоего дружка Серёгу как-нибудь технично уберём.
Их там было четверо: Руслан и его трое шестёрок, каких я не знал.
Руслан достал бутылку и начал обливать Влада жидкостью, я почувствовал запах бензина и вышел из укрытия, когда тот уже зажёг зажигалку.
— Отойди от него, — зарычал я. – Если хоть один волосок упадёт с его головы, я тебе не нос сломаю, я тебя совсем порву. Веришь, нет? Так и будет. Костьми тут лягу и кого-нибудь из вас с собой заберу. Я клянусь. Аминь.
Руслан постоял, затем толкнул Влада ко мне и сказал:
— Убирайтесь.
И мы убрались, а на следующий день Влад выпал из окна школы. С четвёртого этажа.
Я пошёл в магазин за чипсами, а возвращаясь, увидел толпу школьников. Подойдя, увидел лежащего в крови на асфальте Влада. Внешне я не выражал никаких эмоций, но внутри у меня все опустилось. Я видел, как его грузили в скорую помощь, видел, как машина, завывая сиреной, выехала на дорогу. Всё кончено, я проиграл. Хоть бери и харакири делай. Реакция администрации школы меня добила, они утверждали оперативникам и следователю, что мальчишка не раз высказывался о суициде, но я сердцем чувствовал: это не суицид. Я перестал есть, спать и ходить в школу. Целый день просиживал, глядя в одну точку и медленно зверел. Во мне будто что-то перегорело. В один из дней я пошёл к нему в больницу, меня не пустили, но я привидение, захочу – пройду. Врач выходил из реанимационного отделения и я проскочил туда, я знал палату. Откуда я знал? Его мать мне сказала два дня назад. Я влетел в палату, в жизни не видел столько трубок и капельниц, торчащих из человека. Ещё через пять секунд меня оттуда вышвырнул тот самый врач, мимо которого я проскочил. Но я успел сказать:
— Влад, если ты умрёшь, тот, кто это сделал, тоже умрёт! – В ту секунду я был готов убивать.
Я отхватил Руслана по дороге домой и треснул ему по голове увесистой палкой, он упал, а я ударил его ещё раз, и ещё раз, и ещё. Правда, уже не по голове. И опять боксёру бокс не помог. Я вытащил из брюк ремень и начал наматывать его на кулак.
— Глаз за глаз, – говорил я, — зуб за зуб, рану за рану, руку за руку, ногу за ногу, удар за удар, а за смерть – только смерть.
Я бил его страшно, по чему попало, бил, пока не надоело. Бил, пока не выбил все передние зубы. Пока не превратил его рожу в кровавый блин. Во мне было столько ярости, что на десятерых бы с излишком хватило. Плюнув на лежащего и стонущего гопника, я пошёл прочь. Я был морально настроен на то, что вечером за мной придёт милиция. Но случилось чудо: за мной никто не пришёл. Буквально через месяц семья Руслана переехала в другой район, и в классе стало нереально тихо. Он меня не сдал. Но почему? Почему? На все воля Божия. Это была святая месть.
Влад не видел, кто его выкинул в окно. Он говорил, что стоял у открытого окна, почувствовал, как его кто-то схватил за ноги и выкинул на улицу. Как ни странно, на его штанах не нашли отпечатков пальцев и дело закрыли «ввиду отсутствия состава преступления». Влад выжил и перенёс восемь операций. Руслана я больше никогда не видел. Та троица, что запихнула Влада в мусорку и чуть не прибила меня в подъезде, в 2009 году села в тюрьму по нескольким статьям уголовного кодекса.
Автор: Сергей