Моя мать была чрезвычайно положительным и жизнерадостным человеком, шутницей и выдумщицей. Талантливый управляющий, заботливая супруга, ласковая мать, отличная владелица и мастерица. Но Бог часто конфискует к себе конкретно таковых людей… Её заболевание грянула, какбудто гром посреди светлого неба, и превратила еще довольно молоденькую цветущую даму в парализованную старушку меньше, чем за месяц. Врачи, медикаменты, процедуры не приносили нималейшего облегчения.
Одним ноябрьским сутра, на кануне моего семнадцатилетия раздался звонок. Я продолжительно не желала подымать трубку, какбудто опасаясь услышать что-то страшное. Мне казалось, что этот чертов телефон звонит уже час, что он вот-вот взорвется и его осколки попадут в каждую клетку моего тела, вызвав непереносимую болезнь. Я убегала, курила, затыкала уши, а он все звонил и звонил. Проснулась сестра, сняла трубку, прошептала сонным гласом: «Алло», для меня все это казалось замедленной съемкой кинофильма ужасов. В голове стучали маленькие молоточки, лапти были ватными, не хватало воздуха. И тут через липкую душную пелену густого воздуха, я услышала глас сестры: «Ник, мать погибла, собирайся, поехали». Это звонили из больницы, где она находилась вот уже три недели. Моя бабушка и тётя фактически не отступали от нее, бесшумно молясь и плача от бессилия.
Дальше все мои деяния не поддавались умному разъяснению. Я ходила, как зомбированная, не соображая, что проистекает кругом.
Далее были приготовления, похороны, поминки. Но меня это не интересовало, я элементарно находилась где-то вне личного тела. Я даже не рыдала.
Прошел месяц, мое положение все так же было отстраненным. Я пила, ела, спала, ходила в школу, делала уроки, встречалась с подружками, чтобы сломаться, но всё это была как бы не я. Я какбудто следила за собой со стороны, как за рыбкой в бассейне.
Очередной день сменяла ещеодна ночь, но меня не тревожило полностью ничто: засохли комнатные цветочки, какие я не поливала, от голода умер хомяк. Но мне было наплевать.
Все переменил один сон.
Снится мне, что сижу я на магазине в городском саде: кругом птички поют, смеются детки, колотят фонтаны, все проживает и дышит данной жизнью. И тут ко мне подсаживается мать:
– Привет, Никусь, как дела? Чего таковая печальная?
– Мам, мне нехорошо без тебя. Зачем ты ушла?
– Пришло моё время. Ты не переживай, всё наладится. Ты еще совершенно молодая тебе существовать и существовать. Посмотри, как этот мир великолепен, он цветёт для тебя.
– Тебе было больно помирать?
– Я не ощущала ничто, точнее не понимала. Но я не опасалась, я знала, что после себя оставила 2-ух красивых дочек.
Мы еще продолжительно говорили, я поведала ей, что сделала пирсинг без разрешения и одеваю серьгу лишь когда выхожу из дома. Рассказала, что Денис( сейчас мой муж) признался мне в любви, поведала, что некотороеколичество лет обратно это я разбила ее любимую вазу, а свалила на кошку… Она улыбнулась и произнесла:
– Ну, дочка, мне пора, меня ожидают.
– Ну не уходи, побудь еще со мной.
– Нет, мне необходимо идти. У меня экзамен. Самый принципиальный экзамен. Главное пропуск не утратить.
Она показала свёрнутую трубочкой бумажку. Это была та самая бумажка с мольбой, которую кладут в руку покойному при отпевании.
Она встала и вульгарна к шоссе. Там её ожидала белоснежная карета, более схожая на большой бутон цветка. Она обернулась, помахала мне рукою, подмигнула, села в карету и пропала.
Когда я пробудилась, во мне какбудто черта лопнула. Я разрыдалась и меня продолжительно не могли унять. Слезы все текли и текли, вынося наружу всю мою болезнь и несчастье. Выплакав всё, что накопилось, я вульгарна в часовню, поставила свечу за упокой её души и мысленно произнесла: «Мама, я тебя обожаю и я тебя отпускаю». Это был сороковой день со дня ее погибели.
Мне стало проще. ныне я ощутила, что она ушла и, надеюсь, в наилучший из миров. Я отпустила её, но память о ней постоянно в моём сердечко.