«Эту историю поведала мне практически что случайная знакомая, временная подруга, небескорыстно проведшая со мной практически некотороеколичество часов.
Наташа( назовем эту даму так) трудилась мед сестрой в не чрезвычайно радостном учреждении — в детской реанимации. То имеется реанимация — вообщем убежище далековато не оптимистическое, а уж детская…
Привозят деток — по большей доли никому не подходящих, брошенных, доведенных до крайней стадии истощения. Лежат эти детки под капельницей и на аппаратах искусственного дыхания — авось оклемаются и сумеют далее жить… ну, желая бы мало пожить. Законы по данной доли чрезвычайно жестоки — покуда не будут соблюдены трудные критерии, покуда не пролежат детки определенное количество дней и часов под капельницей, на дышащих за них аппаратах, выключить эти автоматы невозможно. Дело это дорогое, даже и чрезвычайно дорогое, и тем наиболее пути препараты, какие вводятся в вену заведомым мертвецам, но правительство идет на этот расход. Не дай бог, реаниматологи нарушат аннотации! Если нарушат, их имеютвсешансы свалить чуток ли не в убийстве, и себе подешевле взыскательно вытекать даже самым идиотским инструкциям.
Так вот и лежат в реанимации вблизи с живыми детьми существа, из ран которых издавна не сочится кровь, на шкуре которых проступают трупные пятна, а в пробитых головках следовательно, во что перевоплотился мозг… Не буду описывать тщательно, но существо это делается зеленого цвета… уже довольно?
Так что, как правило, «на лестницу» относят уже заведомые мертвецы, даже и с подходящим ароматом. Почему «на лестницу»? А поэтому, что конкретно лестницу приспособили под этакий промежуточный филиал морга: до самого морга далеко, и когда начинается время «снять с аппарата» старинного и заведомого покойничка, ребенку связывают ручки и ножки и относят на лестницу. Там чрезвычайно прохладно, пространство полностью идет под морг. А сутра творение, которому так не повезло, уносят в реальный морг.
А с иной стороны, времяотвремени «на лестницу» попадает и активный ребеночек. Бывает, и случаем — приняли за мертвеца и отнесли, не соблюдая всех руководств, таккак препараты и автоматы все-же чрезвычайно уж пути.
А случается и совершенно иначе… Скажем, привозят невозможно истощенного малыша, девочку 3-х месяцев от роду. На всем тельце — страшные язвы, поэтому что пьяная мама таскала малыша нищенствовать, а вот перепеленать не считала нужным — любой раз находились у нее наиболее принципиальные занятия. Да и подавали покрупнее, ежели малыш плачет жалобнее и следовательно искалеченное тельце. Добрые люди таккак не чрезвычайно понимают, куда сходят их сердобольные подаяния.
А тут не убереглась мама, и даже в тихом городе с популяцией меньше 100 тыщ человек, где и транспорта недостаточно, и ездят машинки медлительно, ухитрилась начинать жертвой дорожно-транспортного происшествия. Ее саму, мамашу, грузовик вдавил в стену дома и преобразовал в груду мяса и костей( Жалеть ли о ней? Если не лицемерить, то навряд ли), а малыш со ужасными травмами угодил все-же не сходу в морг, а в детскую реанимацию. И чрез некотороеколичество часов малыш погиб, что( снова же — ежели не лицемерить) также к лучшему. Нарушая все и всяческие аннотации, врачи стали снимать младенца с аппарата, прибирать капельницу… и вот тогда послышался плач, малыш слабо засучил ножками.
А сейчас давайте оценим ситуацию: глухая ночь, никто и ничто испытывать никогда не станет. Ребенок, зачатый в пьяном облике, непонятно длячего родившийся на свет; малыш, который в всяком случае не подрос бы психически обычным; девочка, которой, ежели она и выживет, будетнеобходимо отрезать обе раздавленные ручки.
Читатель вправе обладать личное мировоззрение по этому поводу, но я убежден — врачи приняли верное заключение, связав ручки и ножки еще шевелившемуся творению и отнеся его на лестницу. Это невообразимо?! Не в большей ступени, чем жестока жизнь. И не в большей ступени невообразимо, чем обречь малыша на предстоящее наличие — практически дебилку, наследственную алкоголичку без обеих рук. Это развратно?! Наверное. Но таккак вязали существу ручки-ножки и несли его на ледяную лестницу дамы, у большинства которых имеется свои детки. Я не берусь быть нравственнее матерей, ежели они решают, что этому трехмесячному существу лучше не сохраниться в этом мире.
Наташа, рассказывая об этом эпизоде собственной трудящийся деятельности, произнесла:
— Говорят, все реаниматологи после погибели сходу сходят в ад…
А еще дежурящие в реанимации по ночам нередко употребляют спиртные напитки, и я подозреваю, что дело тут совсем не лишь в небольшом удовольствии, в веселии на кислом дежурстве, и не лишь в «сугреве»…
Дело в том, что в реанимационный зал ведет долгий сводчатый коридор, в который не уходят никакие окна и двери. Надо так и идти метров пятнадцать по этому длинному, ночкой ничем не освещенному коридору, соединяющему реанимацию и остальную больницу. И вот в этом коридоре иногда раздаются шаги…
— Может, это основной доктор вас испытывает? Хочет выяснить, пьете вы на рабочем месте или ведете себя нравственно?
Наташа кокетливо смеется.
— Бывает, заходит врач… Его сходу слышно, как лишь он ступит в коридор, благодарячему его испытания и не ужасны: пусть себе испытывает. Пока он идет, мы сто раз бутылку уберем… Нет, это совершенно остальные шаги. Они глухие, тихие, времяотвремени даже размышляешь — а может, мне это кажется?
— А может, и истина кажется?
— Нет, эти шаги слышат сходу некотороеколичество человек. Даже, случается, разговариваешь кому-нибудь: мол, слышишь шаги?! А подруга и хозяйка слышит, самостоятельно от тебя. Так что вот… И эти шаги не лишь тихие, глухие… Понимаете, они посещают различные. Иногда — топ-топ-топ! Как какбудто малютка бегает, годиков 3-х. Иногда — как какбудто семилетний.
— В общем, как побывавшие у вас… Так заявить покупатели.
— Да… Как побывавшие. Но связи непосредственный нет, сходу скажу! Нельзя заявить, что вот кто посетил, такого и шаги слышны.
— Шаги водят к реанимации?
— Ну-у… Вести-то водят, но никогда не случается, чтоб привели. Так и затихают шаги в коридоре; все тише… тише… И конец, совершенно их не слышно!
— С шагами доктора, как я разумею, эти шаги никогда не объединяются?
— Правильно осознаете. Врач доктором, а шаги эти… шагами. Появляются шаги… Кончаются шаги… сами по себе. Врач тут ни при чем, и ежели мы несем кого-то… ну, на лестницу выносим… это также остальные шаги.
— И неужели никто ни разу не пробовал в коридор выглянуть?
— Хе-хе-е…
Наташа уже довольно приложилась к белому мартини, это затевает отображаться и на ее поведении. Вот вданныймомент она подпирает руками растрепанную голову, утыкается зрачками в мои зрачки, расплывается в неприкрыто нетрезвой улыбке.
— Вот вы поезжайте к нам и выходите в коридор… Погуляйте навстречу шагам.
— Нет, но звуки-то звуками, а неужели ничто так и не видели?!
— Не-а… Нам и шагов полностью довольно.
Я позже еще раз возвратился к этим «шагам на лестнице», когда мы уже расставались, но не узнал ничто новейшего. То ли Наташа не желала произносить, то ли хозяйка не знала ничто, несчитая рассказанного.
А ее реального имени и городка, в котором раздаются шаги в коридоре, уж извините, я докладывать не буду. Но подозреваю, что что-то схожее разрешено найти и в реанимациях остальных городов, и не лишь сибирских, конечно…»