Все приключилось за год до борьбы – в 1940-м, – когда я была еще совершенно маленькой. Мои предки решили увезти меня на лето к бабушке в деревню, чтоб я подышала бодрым воздухом, попила парное молоко… Короче разговаривая, желали, чтоб я отдохнула от городка и набралась сил. В селе мне сходу понравилось – бабушка сытно кормила меня обычный, но чрезвычайно аппетитной деревенской едой, кругом было немало деток, и время я проводила забавно в играх и проказах.
Как-то раз мы с соседскими ребятами побежали в поле, чтоб наловить стрекоз и кузнечиков. Бегали мы продолжительно и в конце концов устали, благодарячему решили присесть и прямо на лугу покушать. У всех была с собой припасенная еда: хлеб, яичка, помидоры, огурцы. На природе мне, городскому ребенку, вся эта немудреная еда казалась потрясающе аппетитной. И тут, как лишь мы все разложили, к нам подошла девочка лет, так, 4. Она, ни слова не разговаривая, села и истока с нами имеется. Самая старшая девочка в нашей фирмы поглядела на снова прибывшую и спросила:
– Ты таккак вроде погибла? Тебя уже и схоронили.
Незнакомая мне девочка только рассмеялась в протест – наблюдаешь, таккак я тут, а не в земле!
Ребята всевместе расхохотались и скоро забыли о словах старшей. Потом мы опять носились, ловя стрекоз, и когда-то не направили интереса, что та девочка куда-то исчезла.
К вечеру мы возвратились домой, а спустя час к моей бабушке пришла мама старшей в нашей фирмы девочки и спросила мою бабушку:
– Соседка, что это ребятишки молвят, что ныне с ними игралась дочка Польки Фроловой. Так таккак ты хозяйка ее у них в доме обмывала?
После этого бабушка истока меня расспрашивать, истина ли, что с нами была та, вроде бы покойная, девочка и как она смотрелась. Я все подтвердила, и произнесла, что на ней было голубое платьице и беленький платочек.
– Правильно, – воскликнула моя бабушка, – я ее в голубое платьице и одевала!
Потом моя бабушка и пришедшая к нам дама продолжительно говорили, а я их прослушивала. Я поняла, что погибшую девочку еще при жизни нередко проклинала личная мама. Говорила ей ужасные слова: «чтоб ты сдохла», «чтоб ты пропала»… В общем, что лишь бедняжка не наслушалась. Говорилось это, как я поняла, не со зла, а вследствии неграмотности той дамы, которая со всеми была грубовата. Вот, следовательно, проклятая воротила данной девочки и мучается, не обретая себе спокойствия на том свете.
Моя же бабушка занималась знахарством, и люди постоянно обращались к ней за поддержкой и советом. Когда соседская дама наконец-то ушла, бабушка велела мне тщательно выспросить дух той девочки, ежели я ее еще раз увижу. Я обязана была выяснить, где она дремлет или где проживает, с какими людьми еще «общается» и т. д. Через день мы опять с товарищами сбежали из деревни и направились к реке. Наш путь проходил чрез тот луг, на котором мы нетакдавно ловили стрекоз и встретили дух скудной девочки. По дороге мы опять узрели ее и начали совместно играться. Улучив удачный момент, когда вблизи не было остальных деток, я, как и учила меня бабушка, спросила девочку, где ее дом и как ей там живется. Никогда не забуду, какое у нее было в тот момент лицо. С главного взора она казалась самым обыденным ребенком, в котором нет ничто ужасного, но после моих слов ее глаза внезапно стали полностью темными: без зрачков и белков. Тихо, нерасторопно, какбудто размышляя над тем, разрешено ли ей об этом произносить, девочка произнесла, что ее дом там, где немало крестов, но забегать ей туда невозможно. Она произнесла мне, что проживает и там, и тут. Что она все наблюдает и слышит, но вот люди почему-то не желают ни созидать, ни чуять ее. И тут же, какбудто в чем-то сомневаясь, девочка неверным гласом произнесла:
– А быстро тут все сгорит. И палить будут, но не в зверей в бору, а в людей. И никто не спасется.
Помню, как я тогда испугалась и желала спросить ее, что она владеет в виду и отчего произносит такие страшные вещи, но девочка внезапно пропала, какбудто через землю провалилась.
В конце августа я уехала в град, а на последующее лето мне в деревню двинуть не получилось: началась битва. События развивались скоро, и бабушкина село оказалась на полосы фронта. Многие местные обитатели не пожелали выйти и кинуть хозяйство. Но в селе случился пожар, не знаю, что уж там вышло, кто что заявлял, но я так размышляю, что это все-же был поджог. Несчастье приключилось ночкой, и вышло все чрезвычайно скоро: древесные дома вспыхнули, какбудто спички. Я даже и не знаю, уцелел ли кто-либо. Те же, кто все-же решил нестись, как я знаю, попали к германцам, и судьба их мне безызвестна. Среди тех, кто не захотел бросать свои дома, была и моя бабушка, которая поделила судьбу собственных соседей и погибла в горящем доме