Когда я вошла в ее дом, то у меня сразу возникло ощущение, что я уже была в этом месте. На кровати лежала старая женщина, возле нее на стульях сидели две старухи. В углу у иконы горела лампадка. Больше всего меня поразило, что это лицо именно той женщины, которая являлась ко мне в моих снах, и я поэтому ее сразу же узнала. Первые ее слова были:
— Катенька, душа моя ненаглядная, вот мы и свиделись.
Старушки ушли, и я, поев с дороги, уселась возле умирающей и стала отвечать на ее вопросы. Я отвечала, а сама думала: “Не больно-то она похожа на умирающую”.
Бабушка, словно ответив на мои мысли, сказала:
— В сознании буду до последней минуты, умру завтра утром. Прости меня, что никогда не имела времени баловать тебя, читать тебе сказки, не пела тебе песен. Мама твоя всегда стыдилась моего труда, а ведь кормилась она от моей работы. Да Бог с ним, может, оно и лучше, что уехала она — тут бы она не сыскала себе генерала. Ты не серчай, что я на тебя тоску нагнала, иначе ты бы тоже не приехала. Слушай меня. Люди могут про меня говорить всякое, но Бог знает, что я помогла очень многим. Я ведь умела много. Ты вот, к примеру, не ведаешь, что я у вас дома не раз своим бестелесным духом была. Не веришь? Хочешь, расскажу, где у вас что стоит, какие у вас шторы и ковры, где что лежит. И она и вправду перечислила то, что у нас было в квартире.
— Я,— говорит,— тебя всегда на ночь благословляла и всегда молилась за тебя и твоих родителей. Ты, Катенька, кровь от моей крови. Если бы меня не было, то и тебя бы не было никогда. Вот хотя бы заради этого исполни мою последнюю волю, мое посмертное завещание. Когда я умру, тебе не будет никакой мороки, похороны мои уже оплачены. Меня вымоют, оденут и отпоют. Помины тоже сделают, ты ни о чем об этом не думай. Но есть у меня к тебе наказ. Как я умру, вытащи из моей подушки свиток. Не читай его, а вложи мне его в голова в гроб, под подушку, но так, чтобы никто этого не увидел. Я знаю, что тебе будет любопытно, что это за лист, поэтому, что можно, скажу. На этом листе я клялась своей прабабке, что посвящу свой век нашему ведовскому делу. Лист этот из книги Жизни и Смерти. И коль мама твоя не хотела учиться моему ремеслу, крови и гноя брезговала и страшилась, не смогла я ей передать своего ученья. Она и тебя ко мне не пускала только из-за этого. Я ее понимаю, она ведь хотела, чтобы у тебя жизнь легкая была, а у таких, как я, день равен ночи.
Вот теперь я должна забрать с собой в могилу этот свиток, потому что у меня не было приемника моему знахарскому делу. Листу этому ни одна сотня лет. Этот лист мне помогал делать то, что было мне не по силам. Это святое и всесильное оружие. Только тебе доверяю, ведь ты моя кровь, и я прошу тебя в первый раз. Обещай мне, что исполнишь мою волю!
И я, конечно же, ответила, что обещаю.
Утром бабушка умерла и ее обмыли, одели и положили в гроб. Когда ее мыли, я вытащила из-под подушки деревянную шкатулку, открыв ее, я увидела свернутый лист, перетянутый тесемкой. На листе были старославянские слова. В комнате я была одна довольно долго и изо всех сил старалась расшифровать смысл текста, написанного на очень старой, порыжевшей от времени бумаге.
Многие слова от времени истерлись, и было непонятно. Вот что сумела я прочитать, правда, не с начала текста:
“…пророк в белом одеянии святыми устами изрек: Кто сие учение Господа знает, тайное слово со святого листа прочитает и, все слова прочитав, что-нибудь возжелает, то всякое и любое желание исполнится ему………истины. Бог знал, апостолам свои знания завещал. Апостолы от Господа знания взяли, больных этим словом исцеляли, засим знания эти другим передавали”.
Первые слова на листе: “Господь мне сии знания передал. У кого этот святой лист будет, с тем Господь во всех его делах во веки веков пребудет. Кто против Иисусова ученика восстанет, того Господь Бог во весь век зрить перестанет. Милостью своей того обойдет, на своем суде в защите его слова не произнесет……….любая рана заживет… умирающий на десять лет дольше проживет. Истинно то, что ученик Иисуса Христа после смерти в открытую дверь рая войдет…”
К сожалению, я не все слова разобрала на этой странице. Многое истерто, от листка даже сыпались крошки — такой он старый. Я переписала, переводя со старого языка так, как поняла. Там даже есть буквы по бокам с точками. Я таких не знаю. Вдумавшись, по смыслу свитка я поняла, что и моя бабушка была наследницей учения Бога, да и если судить по ее жизни, то она отказалась от личной жизни, посвятив ее полностью помощи другим людям. Даже нас с мамой она не видела, потому что беды других не давали ей спокойно спать и наслаждаться жизнью.
В последние минуты ее жизни, когда я сидела возле нее, я с каким-то нездоровым любопытством разглядывала ее и задавала ей вопросы. Лицо у нее как бы светилось, и было оно необычайно притягательно прекрасным выражением, несмотря на ее почти девяносто лет.
Я задала ей вопрос, страшно ли ей умирать, и она ответила:
– Нет, мне даже радостно, потому что я скоро увижу Бога.
Тогда я набралась нахальства и спросила ее:
— Почему ты думаешь, что попадешь к Богу, а не к дьяволу? Она улыбнулась и сказала:
— Ко мне ангел приходил и сказал, что я под защитой Иисуса, так как отдала жизнь людям и лечила людей тем ученьем, которое было передано ученикам Христа. Я ведь знаю много молитв, но все уношу с собой. Потом она помолчала и сказала:
— Не забудь положить святой листик ко мне в гроб под подушку. Я вижу, что у тебя будет искушение деньгами, побори свой соблазн.
А теперь то, из-за чего я Вам пишу.
Я ведь не положила в гроб свиток, потому что подумала, что его можно продать за большие деньги в музей, ведь письменность была очень древняя, а это значит, что и цена должна быть не очень маленькой. Так думала в тот момент я.
Только когда была похоронена бабушка, я смогла частично расшифровать то, что было написано на листке. И только тогда у меня закралась мысль, что в этих словах есть ключевое слово на исполнение любого желания. Очевидно, это слово спрятано в витиеватой вязи фраз. Тем не менее, прежде чем понести свиток для продажи в музей, я решила испытать, обладает ли этот лист той силой, которая была обещана пророком в тексте послания ученикам Иисуса. Подумав, я решила прочесть сорок раз (как и было написано в свитке), а затем объявить то, что я желаю.
И я пожелала, чтобы мой парень немедленно приехал бы ко мне. Каково же было мое удивление, когда он действительно приехал. Сказал, что узнал у моей мамы, где я, и решил сделать мне сюрприз. Он говорил, что не выдержал со мной разлуки. Мне тут же немедленно захотелось еще поэксплуатировать свиток, и я, прочитав сорок раз текст, сказала, что желаю, чтобы Лариска, моя приятельница (ослепительная красавица), стала намного хуже меня на внешность, так как меня постоянно раздражал ее успех на всех вечеринках. Даже надев самые шикарные шмотки, возле нее выглядишь облезлым чучелом.
Вечером я позвонила маме, чтобы сказать ей, что задержусь еще на неделю, так как оформляю бабушкино жилье в сельсовете. Тут мама мне сообщила, что моя подруга Лариса попала в автокатастрофу, машина от столкновения загорелась, и она получила обширные ожоги лица и тела.
Этой же ночью я увидела сон, будто в комнату вошла бабушка и сердитым голосом сказала:
— Как ты посмела не исполнить мою последнюю волю? Ты украла святой лист и пользуешься им не во благо, а во вред. Ты не принимала моего ученья, я не благословляла тебя, почему же ты так бесчестно поступила? Я забираю свиток — и знай, что при встрече на том свете я тебе даже рукой не махну. Отрекаюсь от тебя, как ты отреклась от меня в тот момент, когда решила получить деньги за то, чем дорожили все знахари моего поколения.
А утром я, проснувшись, обнаружила, что свиток исчез. Хотите верьте, хотите нет, но его нет. Взять его не мог никто. Вечером он был, а утром пропал бесследно.
Научите меня, как я могу вымолить у покойной своей бабушки прощения за то, что не ездила к ней, никогда не поддерживала в ее тяжком святом труде. За свою мать, которая думала только о том, чтобы папа не стеснялся ее матери, а его родня не узнала бы, что она знахарка, или, как некоторые люди говорят, колдунья. За мою ошибку, за то, что я украла этот лист и воспользовалась этим мощным оружием не во благо, а во вред. За то, что, увидев ее впервые за свою жизнь, так и не сказала ей ни единого ласкового и доброго слова, которых она наверняка от меня ждала. За то, что, сидя у постели умирающей бабушки, думала, есть ли у нее деньги и где они могут лежать, за доверие в ее глазах, когда она просила исполнить ее последнюю волю, и за обман этого доверия.
Как мне можно искупить свою вину, я ведь действительно раскаиваюсь и постоянно думаю об этом?»