История не моя, поведал один неплохой известный, издавна. Так что несоответствия, может быть, и будут, но, как говорится, за что покупала, за то и продала.
Воевал он, известный, в одной горячей точке, Ашхабад, видится. После длительных боевых действий попали они в плен к боевикам. Как они сумели оттуда выбраться, не говорил, тяжко было парню, я и не расспрашивала. Далее стиль от его лица.
Постреляли гадов и в бега. А местность неизвестная, куда шли, сами не знаем. Набрели на какую-то деревушку, Бог знает, как там, по-ихнему. Но дома древесные, заброшенные. Залезли в дом, а там и схроны имеется, в значении жратва. Вокруг тихо, ни души. Наелись мы, лежаки построили. ьМне выпало торчать на “стреме” главному. Парни дремлют, я сижу с орудием около окна, уши как локаторы во все стороны вертятся. Тут приспичило мне отлить, выхожу на улицу. Луна абсолютная, колоритная. Делаю я родное дело, тут обостренным чутьем поймал перемещение вблизи. Гляжу, а на обгоревшем столбе наверху где-то метрах в 3 сидит некто. Мохнатый, небольшой, но с рогами и хвост крутится(!). В ступоре я не двигаюсь с места и лишь гляжу ошалелыми очами. А вещество машет лапкой и явственно визгливым гласом пищит: ”Уходите! Уходите!! ” Я на негнущихся ногах вошел в дом, даже не застегнув ширинку. Толкаю пацанов что имеется сил. Антоха пробудился в момент, я лишь мычу и в окно пальцем тычу. Он к окну и отскочил так же скоро. Потом поведал, что видел – некто мохнатый со столба спрыгнул и пропал. Разбудили всех, те нас на хохот, мол, вследствии вашей чертовщины выйти вданныймомент из дома, где тихо и жратва еще имеется. Но все-же ушли мы оттуда, перебрались в иной дом, где довелось дремать на нагой земле. Утром я вскочил, часовой дрыхнет. Распинал всех, получился на улицу.
…Дыхание остановилось. На том месте, где стоял тот дом, была развороченная темная яма. Угодил снаряд не маленькой силы. Уставшие и измотанные, мы даже этого не слышали. ныне пацаны нужно мной с Антохой не смеются. Я и сам не знаю, КТО нам посодействовал. Но мы уцелели.
Знакомый возвратился жив, даже не контужен. Но с тех пор не смеется над мистикой, но не знает, кого необходимо благодарить.