Requiem aeternam dona eis, Domine, так звучит римско-католический хорал панихиды. (Переведу для православных христиан – вечный покой дай ему (ей) Господи)
Бабушке становилось с каждым днем хуже и хуже, удивительно стойкой женщиной она была, страшные боли от прободной язвы не давали ей уснуть последние три ночи, но вызывать квалифицированную медицинскую помощь она отказывалась категорически. Я сам толком не знаю в чем причина такого упорства. И вот в ночь с 11 на 12 сентября 96 года приступ не позволил отказаться от вызова скорой помощи. Её забрали и увезли. Утром 13 сентября она скончалась. Для понимания отмечу, что те 2 дня, которые она провела в больнице, мы не виделись. С ней виделась только моя мама. Ровно через 14 дней после погребения снится мне сон: будто я сижу на кровати с мамой и разбираю вещи покойницы, как вдруг за мое плечо кто-то схватился… Обернувшись назад я увидел бабушку в бежевом, а не в белом одеянии, по которому через каждые 5-10 см были расположенны вроде кресты, но не как распятие, а как математический знак +. Самое странное, что во сне я отчетливо увидел из чего они сделаны! Они были свернуты из фальги желтого цвета от шоколадок. Бабушка что-то говорила, но слышать её не представлялось возможным, так как звуковым сопровождением всего сна был римско-католический хорал панихиды “Requiem aeternam dona eis, Domine”. Покойница взяла меня за руку и исчезла. Причем следует отметить как она исчезла. Вот вы когда телек выключаете там как бы звук специфический и полоса долю секунды разделяет экран пополам – так же исчезла и она. За 15 лет ни разу больше не приснилась, ни разу.
Эта история так же произошла в селе Бишайка, недалеко от г. Кувандык. Рассказала мне её бабушка. На тот момент она была совсем маленькая, время это было довоенное, то есть – сие имело место быть в 30-е, точный год назвать затруднительно.
Прабабушка, как её все звали, тётя Поля, лечила людей, к ней ездили со всего Урала за помощью. И, хоть тяжелое время было, люди жили неделями и месяцами у неё в доме, если того требовало лечение, хоть и было у неё пятеро детей, которых в то время она растила одна, ибо муж был раскулачен и находился в лагере на границе с Китаем.
История такова. В соседнем селе жила красивая девушка из раскулаченной семьи. Отца так же угнали в лагерь, мать осталась одна с детьми. За девушку посватался сын зажиточного дяденьки, которого не раскулачили, ибо он сам был из людей значительных. Сын богатых, влиятельных родителей влюбился в девушку без памяти, привозил подарки, помогал продуктами для детей, да и всем, чем вообще можно было помочь бедной многодетной семье в те годы. «Значительный» отец смотрел на любовь сына философски, дескать, раз любит – пусть женится, добра своего хватает, а мать же была против такой невестки и невзлюбила её сразу. А в сыне души не чаяла – единственный сынок, свет в окошке! Но на свадьбе свекровь вела себя пристойно и, словно, подавила в себе обиду и ненависть.
Как только молодые зажили вместе всё в том же селе, но отдельно, мать начала к ним захаживать. Приносила что-то постоянно: еду, гостинцы, передавала редкие в то время сладости детям – братикам-сестричкам своей невестки. Вроде бы всё наладилось, обиды забыты, но стала молодая жена чахнуть, темная каштановая коса в руку толщиной стала редеть, девушка худела и бледнела. По ночам плохо спала, стала падать в обмороки. Муж сильно забеспокоился, повез жену в Оренбург к врачам, те ничего не нашли, сказали, что абсолютно здорова. Жене всё хуже. Вернулись, муж в отчаянии, жена уже еле ноги передвигает. Бабка им какая-то шепнула, что есть, дескать, тётя Поля в Бишайке, к ней езжайте. Уж больно нечисто у вас тут.
Повезли жену в Бишайку, благо, несколько часов пути. Прабабушка посмотрела на девушку и говорит: «Сейчас помолимся, и дам я вам иголки и святую воду. Приедете домой, иголки воткните в палас в сенях. Есть же у вас там палас? Воду выпейте и садитесь напротив дверей. И ждите, кто придет. Кто первый за порог ступит, тот и обидчик ваш». «А нежели соседка придет соли занять?» «Кому надо прийти первым, тот и придет».
Помолились, ссыпали в кулечек иголки, над которыми помолилась прабабушка, взяли бутылечек воды. Приехали домой, воткнули иголки, выпили воду, сели на скамью в сенях. Долго ждать не пришлось.
Широко распахнув двери в сени, заходит – кто бы вы думали? – свекровь, по совместительству заботливая мать жениха. Ничего не подозревая, наступает на паласик, и тут происходит, буквально на доли секунды, перемена. Глаза загораются огнем, лицо искажается от ненависти, её передергивает, и она быстро ступает на чистый пол. Муж срывается с места и в крик : «Мама, зачем ты это сделала? Ведь я же её больше жизни люблю, а ты с нею такое творишь! Уходи, и чтоб твоей ноги больше в нашем доме не было. С отцом я поговорю сам, а тебя больше видеть не хочу».
Мать в слёзы, дескать, всё ради тебя, сынок, не нужна тебе эта приблуда, есть другие краше и богаче, а ты в эту уцепился, будь она неладна. Сын выставил мать за порог, палас сожгли вмести с иголками, что осталось – утопили в реке, как велела тётя Поля.
Подробности рассказал сам муж, когда приехал с благодарностью в Бишайку и привез уже выздоровевшую и румяную красавицу-жену.
