Десятки рук всевместе захлопали, некая дама благожелательно улыбнулась, выкрикнув жене:
– Катя, признайся, ты на Домнину фату желание загадывала? Вон как влюблённо Андрей на тебя глядит! Горько! Горько!
Я любуюсь красотой жены и вспоминаю, как 20 лет обратно воспринимал кричащий комочек из рук священники после купания в крещенской купели. Катя – моя крёстная дочь.
Утром последующего дня после похмельной стопки я спросил у мамы жены, моей кумы и давнишней подруги семьи:
– Домна и римлянин – кто это? И что за фата, на которую загадывают желание жены?
Кума усмехнулась и не торопясь истока собственный рассказ.
Это были местные Ромео и Джульетта. Дядя римлянин – далекий родственник кумы. Ещё до борьбы в него влюбились две красавицы одноклассницы – Доменика и Татьяна. Дед Доменики был словаком, в Первую мировую в российский плен попал, да так и остался в России. В посёлке его внучку Домной именовали.
Любовь Доменики разбудила у молодогочеловека ответное эмоция. А далее – как в киноромане. Весной 40 главного влюблённые решили пожениться. Свадьбу назначили на конец июня. Не было в посёлке наиболее счастливой пары. Мои предки разговаривали, что они напротяжениинесколькихчасов глядели друг на друга, позабыв об остальном мире. Доменика сшила свадебное платьице и перед зеркалом нескончаемо примеряла фату. Как и хотькакой жене, в собственный основной день ей хотелось быть самой прекрасной из дам.
Но не пришлось юным шагнуть на брачный рушник. Война на него настала. На проводах завыла Домна ужасным гласом. Бабы силой оторвали её от любимого. Сняла Доменика с груди медальон и повесила на шею Роману.
– Не снимай его. Он заговорённый на жизнь. Ничего с тобой не произойдет. Но прошу, не забывай меня. Обязательно разыщи после борьбы. Ещё полюбуешься на меня в фате.
Через месяц Домну совместно с иными дамами сориентировали под Харьков копать окопы. Стая самолётов с крестами разбомбила колонну работниц. Спаслись только некотороеколичество дам. Одна из них видела Домну, лежавшую на дороге с рассечённым животом в большой луже крови. А позже были оккупация и нескончаемые схватки за наш посёлок. В одном из боёв хату родителей Романа расстрелял германский танк. А мама Домны исчезла зимой 40 другого.
Осенью 40 5-ого пришёл с фронта римлянин. Живой и невредимый, один таковой на целый посёлок. Всю войну дивизионным шпионом прослужил, но даже ранен не был. Видимо, идол Домны был посильнее летевшего в него железа.
Первым занятием спросил римлянин у соотечественников о жене. Посмотрел на опущенные головы и зарыдал. Может, впервыйраз за всю войну.
А тут Татьяна объявилась. Она продолжала любить Романа, всё полагалась на счастье. Утешать истока. Предложила пожить у неё, покуда новейшую хату выстроит. Там он и остался. Сына родили. Всё бы отлично, да лишь не обожал римлянин супругу.
А в 40 седьмом в посёлок, какбудто с такого света, возвратилась Домна. Живой оказалась. Отступавший больница подобрал чуть дышавшую даму с тяжёлым полостным ранением. Армейские доктора возвращали её к жизни, но взрывчатка фашистского лётчика совсем отняла у неё счастье материнства. Домна осталась при госпитале, работала медсестрой. Её демобилизовали чрез два года после борьбы.
Татьяна ни на шаг Романа не отпускала. Хотела, чтоб встреча супруга с Домной при ней состоялось. Так и вышло. Возле сельпо все трое встретились. Минут 5 оцепеневшими стояли, очами друг друга ели, губами кое-что шептали. Оттянула Татьяна жена от соперницы, но с тех пор стал римлянин к былей жене тайно бродить. Хотел к ней совсем возвратиться, но Домна не разрешила:
– У тебя семья и ребёнок. Не хочу быть разлучницей. Но и без тебя жизни нет. Душа воспрещает, а тело стонет, у него один лишь владелец и государь – ты.
Что Татьяна ни делала, но отхватить любимого от неприятной соперницы не сумела.
Прошло пятнадцать лет. В тот день над посёлком какбудто чёрное солнце взошло. Сын Романа и четыре его товарищей отыскали снаряд в бору и решили подорвать школу. В учительской только стёкла из окон вылетели, а из ребят один лишь в живых остался, и то без руки.
С тех пор хиреть стала Татьяна. Каждый день на могилу к сыну ходила. Рыдала, ногтями землю царапала, к Андрейке просилась. И чрез два года погибла.
Она умоляла супруга после её кончины жениться на хотькакой даме, лишь не на Домне. Зла на неё была. Но римлянин год вдовцом проходил, а позже сделал Домне предписание.
Зашли они в поселковый комитет вручить высказывание на роспись, а там и молвят: «По закону вы обязаны месяц регистрацию ждать, но вас, дядя римлянин и тётя Домна, мы можем расписать хоть сегодня». Невеста не согласилась:
– Мы придём чрез месяц. Хочу быть в свадебном платьице и фате. А это время, – она поглядела на Романа, – проведём как жених и жена.
На целый посёлок бракосочетание гремела. Никто не осудил сорокапятилетнюю жену в фате. Эта фата у Домны ещё с предвоенного года в сундуке лежала. В голодное время мама все вещи на хлеб променяла, но фату не коснулась. Да и кому она необходима, когда всех невест в Германию угнали, а женихи в окопах не девичьи руки, а приклады винтовок сжимали.
Весело гулял люд. Крали жену, из туфли жених выкупную пил, на руках свою ненаглядную в дом занёс, фату с трогательного лица рукою отвёл.
Сбылась Домнина греза. Тридцать лет они совместно прожили. В счастье и любви. В один год родились, в один год и погибли.
Для собственного Домика, как именовал супругу римлянин, он беседку в саду выстроил, чтоб любимой отлично по вечерам отдыхалось. Неразлучниками их в посёлке именовали. Многие чуть-чуть им завидовали, вособенности дамы.
После женитьбы проехался слух о чудесной силе Домниной фаты. Дело было вот как.
Всю нерастраченную материнскую влюбленность Домна на двоюродную племянницу Наташу выплёскивала. Когда Наташа перед свадьбой украшала тёткину фату и к собственным волосам её примерила, Домна нежданно произнесла:
– Скоро и ты замуж выйдешь. Недели чрез две-три.
Не поверила Наташа, у неё и жениха-то не было. Училась в ВУЗе в Харькове, жила в студенческом общежитии против лётного училища. Однажды в комнату с сокурсницами вошёл статный курсант с пятью нашивками на рукаве. Смущённо представился и произнес:
– Меня распределили в далекий сибирский гарнизон. Тмутаракань, медвежий угол. Через недельку отбываю на пространство службы. Если кто захотит вылезти за меня замуж, то вот мой телефон, – он положил на стол записку.
Из трёх претенденток Олег избрал Наташу. Ни секунды она не пожалела о собственном поступке.
После этого варианта поселковые женщины тайно к Домне прогуливались. Её фату примеряли, желания загадывали.
А когда Домны не стало, записки под гробничку подкладывали с просьбами посодействовать в любви. Парни эти записки доставали и меж собой читали.
– Хочешь, я фото дяди Романа и тёти Домны поищу? Время ещё имеется. Пусть юные отоспятся, – предложила кума.
Я гляжу на лица Романа и Домны, застывших в фотографической вечности, и мысленно прошу их благословения на свою влюбленность.