В коллектив я влилась без заморочек — дамы были не склочные, а приветливые, по большей доли юные. Работали мы всевместе, честно, без частых перекуров и кофе-брейков. Хотя совокупные обеды и посиделки за чашечкой также были. Среди моих новейших коллег была одна юная дама, четырьмя-пятью годами ветше меня. О ней и сходит стиль. Звали ее за глаза «Таня-болтушка»( у нас было 3 Татьяны). Почему «болтушка»? Так в шутку прозвал ее один из служащих( я его не застала). Это была узкая ирония — Таня была чрезвычайно молчаливой. Не угрюмой, нет. Она добровольно помогала, когда к ней подходили с вопросами по работе. Могла отдать практический комитет и по «насущным дамским проблемам»: краска волос, фасон свитера… Но в наших общих дискуссиях она предпочитала безмолвствовать. Но я увидела, что когда на общих наших маленьких посиделках она раскрывала рот — остальные дамы напрягались. А скоро я поняла, отчего – то, что Таня разговаривала, осуществлялось!
Приведу пару образцов.
Как-то Лена завела беседа о похудении. По-моему, сохнуть ей было грех — таковая аппетитная девица с формами. Но у нее на этот счет был конек. И вот она вздыхала «ах, как бы сброситьлишнийвес, как бы сброситьлишнийвес! ». Порядком нас этим утомила, когда Таня сказала: «Похудеешь».
Было это в пятницу, а в пн Лена позвонила и слабым гласом произнесла, что на больничном. Появилась она в кабинете лишь чрез 2 недели: оказалось, что ее «накрыло» некий таковой мощной простудой, что бедняжка лежала пластом и питалась лишь тёплыми компотиками. Похудела она, естественно, чуток ли не вдвое. Но вместо вкусной пышечки это была бледная малость.
Другой вариант. Вика присмотрела себе феерические сапоги, но никоимобразом не могла отважиться на покупку.
– Муж заругает!
– Не заругает, – успокоила Таня.
Так и вышло — во время поездки за данными самыми сапогами у Вики вытащили из сумочки кошелек. Денег там было мало, а вот карточку, с которой Вика желала сбросить средства, довелось восстанавливать.
Я не знаю, предвидела Таня происходящее или «накликивала», а требовать было страшновато. Впрочем, верности из-за нужно заявить, что разговаривала Таня не лишь вещи «плохие». Со мной был вариант — растеряла главную бумагу. Уже измучилась вся, ну нет ее нигде! Когда я по двадцатому, наверняка, разу обшаривала кабинет после рабочего дня, Таня( она как раз уходила) внезапно произнесла мне:
– Утро вечера мудренее.
Я не чрезвычайно поверила. Но когда я пришла с утра на работу, меня побывало внезапно эмоция дежавю. Я поглядела на луч, криво падавший из окна на вешалку для одежды, и вспомнила, что вот так же вчера этот луч покоился, когда я пришла. Вспомнила тщательно, как я снимала плащ, переобувалась, как брала акт, как позже метнулась в иной кабинет ответствовать на телефонный звонок( я пришла ранее остальных), а бумагу положила на принтер… Да вот же она, соскользнула и застряла меж принтером и стеной! Точно, утро вечера мудренее!
Врезался мне в память еще один вариант. Героиней его стала Света, дама чуток ветше меня. Она была потрясающе «уютной», дивно готовила, отлично смотрелась, желала о детях. Но при этом жила она с обычным «альфа-самцом», который, очевидно, процесс оценивал куда более итога, а вот насчет работы и оклада не шибко напрягался. Ну и помотать нервы собственной «половинке» изменами также обожал. А Света обожала его.
«Счастливая ты! » – вздохнула Света, когда мы сопровождали в декретный отпуск нашу секретаршу. А Таня-болтушка внезапно обернулась и многозначительно сказала: «За всё нужно платить». Так и вышло — возвратившись в тот день с работы, Света застала опустевшую квартиру — ее содержатель умотал куда-то со всем собственным барахлом( отлично еще, Светиного ничто не захватил!). Страдала Света страшно! Мы на словах ей сочувствовали, но в душе довольствовались, что очевидно безнравственный человек ушел из ее жизни. Боль улеглась постепенно, а скоро она встретила обычного мужчину, и чрез год мы уже ее, сияющую и помолодевшую, сопровождали в декрет.
Не то чтоб мы выкладывали друг другу всю подноготную про себя, но когда-то постепенно раскрывалась жизнь, которую мы водили вне кабинета. Только про Таню мы практически ничто не знали. Знали, что проживает она с матерью и что у нее имеется возлюбленный мужчина, с которым она сталкивается уже не первый год, и, вероятно, дело идет постепенно к свадьбе. Достаточно было краем глаза увидеть, как она вспыхивала вследствии его звонков и как поспешно убегала туда, где никто не мог ее услышать, чтоб взятьвтолк, она неравнодушна, как девочка, как в первый раз, как какбудто их дела еще лишь в самом начале.
Вотан раз я совсем случаем услышала обрывок ее беседы. Она утешала собственного мужчину: «Ничего, не расстраивайся, всё наладится. Скоро мы станем совместно по-настоящему. До конца жизни! Я обожаю тебя. Буду любить. Всю жизнь! »
Когда я возвратилась из отпуска, всё было вроде бы всееще. Только Таня не выпархивала, как ранее, вследствии стола, торопясь уединиться с сотовым телефоном. Она была всееще молчалива и приветлива с нами, а на телефон косилась. Словно ожидала или опасалась звонка.
В то утро наш коллектив, видится, впервыйраз собрался без нее. Мы недоумевали — Таня никогда не опаздывала. И внезапно некто( уже не незабываю, кто) из сидевших за рабочим компом сказал: «Девочки! Теракт! » Это был взрыв в метро. Как оказалось, наша Таня была в одном из вагонов. Она погибла. Хоронили в закрытом гробу.
На поминках( нас всех позвали — коллектив, как я уже произнесла, был прочный, согласный) я услышала беседа 2-ух родственниц. Не буду отдавать его полностью, не незабываю, лишь сущность: Таню кинул ее мужчина. Нашел молодее. Таня продолжительно не веровала, всё ожидала, ожидала. Потом назначила ему навстречу. «Хочу в крайний раз поглядеть в твои глаза! » – гласила СМС на чудом уцелевшем сотовом мужчины, посланная с Таниного гостиница. Ни саму Таню, ни ее любимого не собрали — фрагменты их тел перемешались в жуткое месиво. Всё вышло так, как она хозяйка себе и ему предсказала — они были совместно до конца жизни.