Все кто считает что быстрая романтика и нескончаемые гонки со гибелью, шибко ошибается. Это бумажная привычка, постоянная ругань в стационарах с медиками приёмных отделений, недостаток препаратов, неимение обычных критерий труда, раздражённость и нервозность.
Кто-то задумывается, что “Скорая помощь” не обязана дремать ночкой, а должна сидеть и ожидать вызова и стремиться на него с мигалками и сиреной по главному зову. По истоку так и имеется, чуток позже осознаешь, что ты сам также не металлический, да и вправду «скоропомощных» вызовов процентов 5 из всей массы. А так, вызывает мать на то, что её ребёнок икнул во сне, и команда, приезжая в 3 ночи, поднимает ребёнка, оглядывает, произносит маме, что всё в порядке, а сутра докладывают, что пришла апелляция на эту бригаду вследствии такого, что мать не может унять ребёнка, разбуженного “скорой”. Или бабули, какие мучаются бессонницей и вызывают померить влияние, сбросить ЭКГ и элементарно пообщаться.
Первый час ночи… На подстанции бесшумно, некто дремлет, некто отважился на лёгкий ночной перекус, а в соседней комнате слышен звук шлёпающих по столу карт. Только что, приехав с вызова, мечтаешь только о, хоть и маленьком, но всё же, сне. И осознаешь, что покуда рано: поначалу дописать карту вызова, пополнить ящик, дойти до старшего доктора, слушать её вопль, опять дописать карту и уже тогда прилечь поспать.
Эта ночь схожа на все прошлые: влияние вследствии такого, что бабули не желают брать пилюли в аптеке( у “скорой” безвозмездно и вкуснее), опьяненные на улице, у которых «плохо с сердцем», молодёжь с температурой, просящая больничный, а спросив, что мы не даём их, делает круглые глаза и произносит, что мы же одна работа с поликлиникой или такого ужаснее – затевает ругаться и отпускать руки. Приехав от ещеодного деда с ранкой на пальце, который порезался, когда резал хлеб, и вызвал бригаду, чтоб его перевязали, проклиная всё на свете, сдаю карту, зайдя в комнату, допиваю уже остывший чай одним глотком и заваливаюсь дремать. Хотя сном это трудно именовать, быстрее, полудрёма.
– Полсотни шесть… – возродился селектор и объявил номер моей бригады.
– Мать вашу, какого хрена им нужно снова? – вставая и смотря на часы, говорю я, на часах 3: 11.
Подхожу к диспетчерской, гляжу предлог: «Человеку плохо». Матерясь, спускаюсь в машинку, один из самых паршивых предлогов, под этим «плохо» прячется всё: от занозы в пальце до медицинской погибели, шофер уже завёл и греет мотор.
– Куда?
– Беретенская 12, личный дом.
– Опять находить, что за люди…
Водителя взятьвтолк разрешено, Беретенская – это личный сектор, дома в нём размещены в хаотичном порядке, и чтоб отыскать подходящий, приходится блуждать, времяотвремени и по часу.
Внимательно осмотрев карту вызова, вижу, что, несчитая адреса и предлога, нет никаких данных, в вере, что это следующий «ложняк», забываешься маленьким сном…
– Приехали, – глас водителя вытаскивает тебя из объятий Морфея.
Беру кардиограф, ящик и плетусь к дому. Свет всюду выключен – все в доме спят… Подойдя к калитке слышу: пробудилась пес и залилась звучным лаем.
В доме зажигается свет, значит мужчина лет 40:
– Кто тут шляется?
– Скорую вызывали?
– Нет.
– Беретенская 12?
– Да.
– Точно не вызывали?
– Да буквально, я один живу…
– Тогда простите за волнение, некто пошутил…
– Да хорошо врач, бывает…
Возвращаюсь к машине, загрузив всё в салон, беру рацию…
– ДОКТОР…
Оборачиваюсь на вопль, ко мне бегает дама в семейном халате и с растрёпанными волосами:
– Доктор, это я вызывала.
– А отчего адрес не тот произнесли?
– Да понимаете… – замялась она.
– Ладно, это позже, что приключилось?
– Там… Муж… Плохо… Побледнел…
Вашу мать… Ругаясь про себя, хватаю ящик и кардиограф.
– Куда идти?
– Сюда, врач.
Ведёт по некий дорожке, подходим к дому. Он мне показался странным, но насколько домов и насколько странностей вообщем в жизни, благодарячему, не зацикливая своё интерес на этом, захожу в дом.
На постели лежит мужчина лет 50-55 бледный, как мел, пробует кое-что мне сказать… Не до этого.
Меряю влияние – 50/ 10… Вашу мать… Мозг ещё лишь затевает смыслить, а руки уже всё совершают: катетер… система… физраствор… Уже не капаю, лью, и не элементарно лью, а в две вены…
ныне пора и реанимацию начать. Засунув руку в карман, разумею, что оставил телефон на подстанции.
– Дайте ваш телефон, просьба, – обращаюсь к супруге.
– Доктор, а у нас нет.
– А у супруга?
– Тоже.
Ладно, вданныймомент мало подниму влияние и до машинки пойду, по рации вызову.
– Так, а покуда давайте запишем данные вашего мужа… Фамилия, имя, отчество…
– Тетров Аркадий Валерьевич.
– Полных лет…
– 56…
– Где непрерывно живет?
– Здесь… Беретенская 16…
– Работает?
– Да, городская станция быстрой мед помощи…
В думах тут же проскакивает: СВОЙ…
– Кем?
– Врач-кардиолог.
Вотан флакон физа кончился. Меряю влияние – 80/ 40… Слава Богу…
Подключаю третий флакон, затеваю опрос:
– Что с вами приключилось?
– Да толком взятьвтолк не могу… Спал, внезапно пробудился от мощного погода, удушье какое-то невнятное, какбудто дышишь дымом… Жена пробудилась, закричала…
– А такое ранее случалось?
– Нет, истина, единожды я такое чувствовал, когда попал на пожар, дак вот чувства были точь-в-точь…
– А как у вас с давлением?
– Да как и у всех в моём возрасте, гипертоник я.
Между занятием распутываю кардиограф, прикладываю электроды…
– Лежим, не двигаемся и не беседуем.
Раздаётся мерное жужжание кардиографа, гляжу на плёнку: гипертрофия левого желудочка, рубец от давнишнего инфаркта и наиболее ничего…
– Чем болели? Да и что вас узнаю, сами же всю функцию знаете…
– Инфаркт был 5 лет обратно, а наиболее ничто нешуточного.
– С чем-то своё положение связать сможете?
– Нет.
Проверил сатурацию – 94, практически норма, да и пульсоксиметры нередко лгут, температура 36. 5, померил сахар – 5. 5.
– Что вчера делали?
– Да ничто такового, с дняиночи пришёл, поспал, дела сделал, да и дремать лёг.
– Диурез? Стул?
– Нормально, сам не разумею, с что это.
– А рвоты с кровью не было?
– Да что вы, да и сам уже издавна не зелёный, было бы кое-что, дак и бригаду бы вызвал.
– А вы что скажете? – поворачиваюсь к супруге. – Как всё вышло? С что началось? Кто “скорую” вызвал?
– Да пробудилась вследствии него, захрипел во сне, побледнел, я бегом к соседям, вас вызвала…
– Ясно.
Убираю 2-ой флакон, меряюсь – 90/ 60, облегчённо вздыхаю, известность Богу…
– Так, я вданныймомент до машинки, по рации спецов вызову, а вы за ним смотрите.
– Не нужно, – заговорил нездоровой, – сам справлюсь…
– Как это не нужно? Очень даже нужно, элементарно ранее начать не мог, телефон на подстанции забыл…
– Не нужно, я и отказ подпишу, и всё привычно станет, возвращайтесь на подстанцию и ложитесь дремать, вам и так ещё карточку строчить, вот и третий флакон кончился.
– Но вы же сами осознаете, что я ОБЯЗАН…
– Никому ты не должен, это мы тебе должны что работаешь в 03, зная, что средств в медицине нет, пошёл конкретно в эту профессию, да и ещё и на “скорую”, так что давай карточку, убирай катетеры и езжай с миром. Если появятся трудности, позвони старшему с центра, она прикроет, да и я замолвлю за тебя слово… Какой номер бригады?
– 56, но…
– Никаких но. Так, 56, ну что ж, светло, давай карточку…
Протянул карту, он подписался в трёх местах.
– Всё, благодарю, вы неплохой фельдшер, благодарю, не работайте немало.
– Вы не болейте, но ежели что – сходу звоните, номер понимаете.
– Хорошо.
Собрал всё свои вещи, попрощался и пошёл в машинку. Машина оказалась закрыта, шофер дремлет. Стукнул в дверь, щёлкнул замок, загрузились…
Отзваниваюсь.
– 56, мы свободны.
– Домой, 56. 5: 24.
По дороге дописал карточку, диагноз лишь не выставил, решил сутра со старшим доктором посоветоваться.
На подстанции так же бесшумно. Диспетчер спит на кушетке, я бесшумно подошёл к компьютеру поставил наезд и отправился в комнату дремать.
– Просыпайся. И иди в журнале наркоты подпишись. Надеюсь, ничто не тратил?
Это пришла Эля, она меняет меня. Хорошая женщина, истина времяотвремени вспыльчивая.
– Ты в 1-го?
– Неа, произнесли, что с санитаром.
– Ну и отлично, хоть станет, кому ящик тянуть.
– Ты машинку промыл?
– Нет ещё…
-Ну и забей, сейчас всё одинаково у нас мойка, так что иди в журналах подписывайся и вали домой дремать.
В кабинете старшего доктора не протолкнуться: передают наркоту, передают недостатки, расписываются за доход и выход, дописывают карточки те, кто не сделал это вечером.
Я подписался за всё и стал ожидать, когда старшая разберётся с следующий карточкой.
– Анастасия Павловна, подскажите, какой-никакой диагноз очертить, – протянул я карточку старшему доктору, – тут ситуация вообщем странная: мужчина 56 лет, жалобы на жар и удушье, на момент осмотра влияние 50/ 10… Да, и кстати, он кардиолог с центра…
Она глядит на фамилию и изменяется в лице.
– Знаешь, с таковым не шутят, – тон стал серьезным.
– В значении? Я ничто не понимаю…
– Не осознаешь? Я же произнесла, что с ЭТИМ не шутят!!!
– Да с чем? Да он не дал мне начать спецов, произнес, что сам справится…
– Ты что? Действительно ничто не знаешь? Этот доктор умер год обратно, его дом сожгли кавказцы за то, что он не поставил им наркоту. Жена спаслась и вызвала от соседей пожарных и “скорую”, а сам он умер, задохнулся от дыма. Его тело отыскали в постели, шибко обгоревшее.
– Я ничто не разумею, был вызов, был номер, было исцеление, расход препаратов, подписи же имеется в карточке, ЕГО подписи…
– Вот это и удивительно: подписи стоят, и я знаю, что они принадлежат ему и адрес также его, но там лишь спаленные останки дома.
Наступило Безмолвие, мы оба не понимали ничего…
– Ладно, иди домой и выспись…
Задумчивый, я пошёл в раздевалку, в голове была множество идей и ничто не ясно, начал переодеваться. Тут ко мне подошёл фельдшер Игорь, работающий уже издавна.
– Съезди на центр, спроси там Иларова.
– А что с ним?
– Приедешь и спросишь. Он завтра работает день.
Переодевшись и собравшись, я пошёл домой. Я не разумел ровным счётом ничто, приняв душ и поев, я лёг поспать. Потом сделал свои дела и опять завалился дремать, уже до утра.
Выспавшись, я собрался и пошёл на центральную подстанцию. Можно, естественно, было и губить, но я желал походить.
На подстанции я спросил Иларова, он оказался на обеде.
На кухне был только один человек, ел тушёнку из банки и запивал чаем.
– Ты от Игоря?
Я кивнул.
– Проходи, садись, чай будешь?
– Давай.
Он налил мне чаю, я отпил обжигающего напитка, по телу сходу пробежало тепло, возникло какое-то умиротворение. Мысли стали куда-то удирать, оставалась только четкость настоящего…
– Ездил на Беретенскую 16?
От гласа Игоря я дрогнул.
– Ага.
– Видел Аркадия? Рассказывай, как всё было.
Быстренько всё рассказав, я окончил собственный рассказ фразой:
– Игорь произнес, что ты сможешь мне чем-то посодействовать.
– Помочь навряд ли. Но ты произнес, что выручил его.
– Ну вроде такого.
– До тебя в движение крайнего года туда ездило 3 фельдшера, все ночкой и все, работающие в 1-го. Двое выручили его, а вот у третьего он погиб, и что наиболее странное – у такого молодогочеловека, что не сумел ему посодействовать, служба с такого дня не заладилась: каждую замену погибели, жалобы от пациентов, наиболее паршивые предлоги.
Мысли в голове походили на рой пчёл, я не разумел ничто, что это означает, длячего он мне поведал это?
– А сейчас запомни, – глас Иларова возвращал меня назад, – то, что ты видел и то, что ты делал – всё это был не сон, быстрее, это было видение, а ежели быть наиболее четким, то БЛАГОСЛОВЕНИЕ на работу. Тебе произнесли, что ты сможешь совладать с хотькакой обстановкой в 1-го, но от поддержке никогда не отказывайся. Именно так работал Аркадий Валерьевич…
В этот пир я сходил до такого дома, я вспомнил, что мне показалось странным: ночкой я видел обгоревший 2-ой этаж. На кремне возле калитки было выгравировано: «Ты помогал всем, кому мог, но себе посодействовать у тебя не получилось…» Положив возле гравировки цветочки, я увидел на калитке 2 схожих написанных мелом слова: “Спасибо”. Там же, под калиткой, я отыскал и мелок и втомжедухе написал: “Спасибо”.
С такого дня прошло уже некотороеколичество месяцев, но на что бы я не попадал, со всем удавалось совладать самому, спецы ко мне приезжали, естественно, но лишь после передачи телеметрии.
И любой раз, сдавая трудного пациента, я вспоминаю тот «вызов», и любой раз в голове всплывают те 3 написанных мелом “спасибо”.